Взорвать «Москву»
Шрифт:
…Застопорились автомобильные моторы. Заперли и опечатали оружейную комнату. Потрескалась краска конструкций на полосе препятствий. Развезли по другим войсковым частям солдат и сержантов-срочников. Бэтээры сдавали на консервацию – со стороны автопарка слышался отборный мат зампотеха и гул прогреваемых моторов.
Со стороны трассы мигнули проблесковые маячки, и в обрушившейся с неба мгновенной тишине послышался ровный рокот моторов. Ехало большое московское начальство. Полковник Дребезов – комбат – выстроил офицеров и прапорщиков на плацу, потоптался
Стоящий рядом с Артемом старлей по прозвищу Свисток ткнул того локтем в бок:
– Видал батину рожу?
– А что? – шепотом спросил Тарасов.
– Как в воду опущенный, – пояснил Свисток.
– Москва едет – ни хрена хорошего не предвидится, – согласился Артем.
– В прошлый раз… – начал было Свисток, но тут комбат выпятил грудь и скомандовал:
– Батальон! Смир-р-на! Равнение напр-р-ра-во!
Показался кортеж гостей. Впереди катил черный «Мерседес» с мигалкой, за ним вплотную два черных джипа.
– Круто подъезжают большие звезды, – буркнул, держа равнение, Свисток.
На тяжелом лице Дребезова изобразилась мука. Знаменосец и ассистент замерли рядом с колышущимся на ветру знаменем. Молчал на куцем плацу по ниточке выровненный камуфляжный строй «Гаммы».
Кортеж обогнул круглую клумбу, на которой до сих пор не удалось вырастить ничего, кроме кустистой травки, и остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду.
Гранитной глыбой встал правительственный «Мерседес». Из приткнувшегося ему в затылок джипа выпрыгнул бойкий молодой полковник, чертиком подбежал к задней дверце «Мерседеса», бережно распахнул…
Министр обороны, сухощавый мужчина неопределенной внешности в штатском костюме, выпростал ногу в лакированной туфле и выбрался на плац. Из джипов выгружалась свита с папками, портфелями и ноутбуками. Половина Генштаба явилась.
Лицо у министра было скучающим: расформирование боевых поздразделений за последний год стало для него рутиной. Он кивнул напряженному как струна командиру «Гаммы» и встал как раз напротив строя офицеров и прапорщиков. Следом тронулась блестящая свита.
– Здравствуйте, товарищи! – вяло провозгласил министр, и после положенной секундной задержки строй оглушительно грянул:
– Здра-жа-тарищ-министр!
Прежний министр, тот хоть и волюнтарист, но все-таки был генерал, вроде бы свой, а этот… черт его знает, штатского. Что он понимает в армейских нуждах? А под пулями он хоть ротой командовал? А чем спецподразделение отличается от обычного мотострелкового батальона? Чем отличается боевая задача, стоящая перед пехотным командиром и перед «батей» спецов?
Министр оглядел бравых бойцов «Гаммы» и изобразил на лице удовольствие. Хорошо смотрелись каменные лица бойцов – даже
Процедура общения скомкалась. Офицерам и прапорщикам скомандовали «Вольно! Разойтись!», и батя, окруженный свитскими военными, принялся что-то втолковывать министру. Тот кивал с гнусной интеллигентской ухмылочкой: мол, сами понимаем, но времена-то какие, и давайте-ка переместим нашу беседу в помещение, а то на воздухе слишком уж неформально получается, да-с… Беседа продолжалась минут пять, потом министр и свита втянулись в здание штаба.
– Знамя-то для прощания вынесли, не иначе, – выдувая через ноздри сигаретный дым, сказал Свисток.
Артем пожал плечами: после отправки срочников все было понятно и без комментариев. Лихорадочные мысли о поиске работы, которые навязли на зубах, стоило отбросить. Уж очень горький это момент – прощание со знаменем части, и только человек военный способен понять, как это больно и обидно. Живо знамя – жива войсковая часть. В ней может не остаться ни одного человека, но коли есть знамя – пушечное мясо нарастет, и скоро другие встанут под то же полотнище. Но если потеряно знамя, любая войсковая часть подлежит расформированию – будь то даже закаленная в боях полнокровная дивизия… Но иные времена настали, и в мирные дни растворяются в мутном штатском море боевые единицы, и уходят офицеры в никуда с тощими рюкзаками за спиной…
Небо было серое. Погромыхивал вдалеке гром. Артем стоял на плацу, чувствуя, как по щекам хлещет сырой ветер. Будущее кончилось сегодня.
– Товарищи офицеры! – рявкнул со ступенек штаба комбат. – Просьба подойти!
Сгрудившись у штабного здания, несколько десятков людей приготовились слушать, что скажет батя.
– Товарищи офицеры! – повторил Дребезов. – Алексей Иванович, наш министр, объявил о том, что мы давно ждали: принято решение расформировать батальон «Гамма». Сейчас Алексей Иванович спустится к нам и обратится к вам лично…
Тот самый свитский полковник, в обязанности которого входило услужливо открывать двери начальственного «Мерседеса», подбежал к комбату и что-то прошелестел тому на ухо. Загорелое лицо комбата налилось краской, стало свекольным.
– Ясно, – отрезал Дребезов. – Товарищи офицеры! – повысил он голос. – Господин министр отбывает по срочному делу в Москву. С вами будет иметь беседу полковник… э-э…
– Шаварин, – поспешно вставил свитский.
– Полковник Шаварин! – закончил комбат.
Офицеры «Гаммы» отошли в сторону и наблюдали за тем, как штатский министр с мобильным телефоном у уха и поджатыми губами прошел по ступеням и нырнул в салон «Мерседеса». Следом укатил один из джипов, груженный штабными чинами.
Проводив взглядом кортеж, полковник Шаварин заговорил:
– Товарищи офицеры! Как вам уже известно… – обведя взглядом бойцов, он поспешно закончил: – По приказу министра обороны ваша часть расформировывается. Все уволенные в запас будут обеспечены… ну и так далее… Всего доброго, господа!