Взорвать прошлое! «Попаданец» ошибается один раз
Шрифт:
Дистанция между машинами была метров двадцать, так что у водителя черного «Хорьха» оставалось время среагировать. Идущие перед ним две машины при экстренном торможении развернуло поперек дороги, и сейчас громоздкий лимузин несло прямо на них. «Колеса заблокировались, рулем работать сейчас будет… Жаль мне его, беднягу. Вспотеет перед смертью…» — определил Александр и скомандовал:
— «Замок-Один» и «Обруч-Три» — товсь! «Обруч» — первым, «Замок» — по моей команде! Огонь!
Взорвавшийся почти под передним колесом четвертой машины еще один пятикилограммовый заряд сдвинул штабную легковушку к центру
«Однако водила у тебя, Генрих, хороший! — констатировал Александр, заметив, что удар далеко не так силен, как предполагалось. — Сумел погасить скорость… А вот так?»
— «Замок-Один» — огонь! — с азартом крикнул он в микрофон, и над сцепившимися машинами вспух огненный шар.
«Всего-то двадцать литров загущенного топлива и тротиловая шашка, а как красиво и грозно со стороны смотрится!»
Колеса машины, еще минуту назад гордо несшей на переднем крыле номерной знак «SS-1», пришли в движение, и она медленно-медленно покатилась назад.
«Ага, так и знал, что огня испугаетесь…» — с некоторой долей злорадства подумал Фермер.
— «Обручи» с пятого по седьмой — товсь!
И, выждав, когда «гордость германского автопрома» закроет собой маркер на одном из телеграфных столбов, скомандовал:
— Огонь!
Почти одновременный взрыв центнера тротила (в основных зарядах решили суррогаты не использовать) поднял над шоссе стену камней, земли и обломков, но Александр успел заметить, что от взрыва основного, тридцатикилограммового фугаса, спрятанного в глубокую воронку почти в центре насыпи, машина Гиммлера приподнялась в воздух, при этом вся ее передняя часть загнулась вверх, словно мысок восточной туфли.
«Есть!» — облегченно выдохнул Александр.
— Внимание! «Обручи» по готовности запускаем все, начиная с восьмого. Потом, в том же порядке — «Замки». Огонь!
Я думал, что сам взорвусь от переполнивших меня эмоций, когда шоссе скрылось за стеной огня и земли! «Вот так мы, вот так „офисный планктон“! „Исполнили“ самого рейхсфюрера! И даже не сильно вспотели!»
Желание пуститься в пляс было так сильно, что мне пришлось в прямом смысле привести себя в чувство — несколько раз довольно чувствительно шлепнуть по собственным щекам. «Успокойся! Есть еще одно дело, которое надо выполнить, а плясать и веселиться будем, когда ноги отсюда унесем!»
На шоссе было, с нашей точки зрения, полное благолепие — ни одной целой машины не осталось. Даже грузовик с солдатами, замыкавший колонну, чадил, съехав в кювет с правой стороны дороги.
— Фермер в канале! Внимание! Контролеры, вперед!
Вот оно — то самое дело. Еще с вечера решили, что если нам не удастся «уделать» все машины в колонне и основную цель придется, по охотничьей терминологии, «добирать», то из-за нехватки времени «контроля» как такового не будет. Но кости легли шестерками вверх, и мне с Доком предстоит потрудиться.
Положив фотоаппарат и один из мобильников в противогазную сумку, я достал из немецкого ранца еще одну «Лейку», в которой оставалось пленки
«Теперь второстепенное оружие…» — и я взял с бруствера тридцать восьмой «эмпэ». Теперь отличить меня от одного из эсэсовцев, охранявших конвой Гиммлера, нельзя было и с пяти метров. Полевая форма СС, каска, автомат и петлицы роттенфюрера. Серега одет примерно так же.
Нам нужно проскочить несколько десятков метров до дороги и, если там еще кто шевелится из высокопоставленных гостей, добить и сфотографировать. А если «правка» не нужна, то просто сделать несколько снимков. Плевое на первый взгляд дело…
Рванули мы, пригнувшись, через полосу отчуждения, что вдоль дороги шла, словно спортсмены-олимпийцы. Я бегу, а в голове секундомер тикает. На дороге огненный ад — огнесмесь из наших фугасов горит, горючка из разбитых машин, покрышки… А нам там ковыряться…
И надо же такому гадству случиться, что ровно в тот момент, когда мы на полдороге были, из-за леса вынырнула давешняя «рама». «Твою ж мать! К лесу побежим — орлы люфтваффе поймут, что дело нечисто, и для острастки могут из пулемета… К дороге бежать — тоже подозрительно будет…»
— Серега! — ору. — Разворачивайся в сторону леса и стреляй! — А сам автомат с плеча скинул, рукоятку из предохранительного паза выщелкнул и короткими куда-то в сторону Минска огонь открыл.
Док в расклад въехал быстро и «поддержал» меня огнем. Так, стреляя и пятясь, мы прошагали несколько метров, пока самолет на разворот не пошел.
— Арт и Док! — спокойный голос командира вернул мне улетучившуюся было уверенность. — Двигайте к дороге, они вас уже «срисовали». Если что, «трещотки» у нас готовы.
«Интересно, насколько командир прав? — на ходу я выщелкнул пустой магазин и сунул его за пазуху — нечего вещдоки с моими „пальчиками“ немцам оставлять. — Визуально отличить нас от настоящих немцев с воздуха невозможно, ведем мы себя в соответствии со сложившейся ситуацией, так что остается только надеяться, что стрелок „Фокке-Фульфа“ человек разумный и просто так нас не накроет…»
До насыпи оставалось метров десять, когда из-за перекособоченного «Круппа» показался первый живой немец. В клубах черного дыма, подсвеченный отблесками пламени, он походил на персонажа фильма ужасов из нашего времени — изодранная форма местами дымилась, лицо разбито, а из щеки торчит глубоко воткнувшаяся здоровенная щепка. Сантиметров двадцати длиной, не меньше. «Ганса», если судить по раскачивающейся походке и тому, что он периодически начинал кружить на одном месте, явно контузило.
«Не повезло тебе, зря к нам в командировку поехал», — короткая, в два патрона очередь свалила немца.
Сережка взобрался на насыпь и пристроился у переднего колеса одной из вставших поперек дороги легковушек. Приподнялся, быстро заглянув в салон. Теперь показывает мне, что там кто-то живой есть. «Еще один везунчик!» — осколки наших самопальных «монок» серьезно посекли эту машину, а ударная волна начисто вынесла стекла. Показываю Доку, что сейчас проверю, и на полусогнутых вылезаю на дорогу. В окне штабного, судя по эмблеме, «Штевера» показалось лицо очередного «зомби». Еще два патрона — и недобиток заваливается назад. Теперь можно и в салон заглянуть.