Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун
Шрифт:
Хорунжий вздрогнул, сбился с шага, его рука в правом кармане дернулась.
— Руки! Не шевелиться! — отрывисто скомандовал ют же голос. Тотчас в кустах по обе стороны дороги защелкали затворы.
Хорунжий остановился, не вынимая рук из карманов, замер. Перестала греметь щебенка и под ногами аковцев, идущих позади Юзефа. Из кустов выступили трое. Посредине — высокий стройный казак в маскхалате. На голове — кубанка, на поясе — кинжал, гранаты, пистолет в расстегнутой кобуре, за голенищем правого сапога два запасных автоматных рожка. В руках
Когда казаки приблизились на три–четыре шага, поручник узнал автоматчика. Это был сержант из прибывшего вчера в городок разведвзвода, поступившего в распоряжение коллеги Юзефа, капитана–контрразведчика пластунской дивизии. На этого казака поручник обратил внимание из–за его мастерской игры на трофейном аккордеоне. Потом ему врезалось в память лицо сержанта: румяное, с нежной гладкой кожей, красивыми нагловатыми глазами и узенькими, прямыми, словно приклеенными к верхней губе усиками. «Не казак, а какой–то дешевый провинциальный соблазнитель», — с неприязнью подумал тогда о нем Юзеф.
Остановившись против поручника, сержант, не снимая рук с автомата, щелкнул каблуками сапог.
— Здравия желаю! Прошу прощения, но… По приказу коменданта с восемнадцати ноль–ноль выход из города цивильным запрещен. Ежели, конечно, у них не имеется при себе специального пропуска.
Сержант обращался к Юзефу, а глаза его не отрывались от лица хорунжего. У самой груди аковца замерли и штыки казачьих карабинов. От Юзефа не ускользнуло, как хорунжий весь напрягся, его руки в карманах куртки чуть шевельнулись.
— Пропуск! — протянул разведчик ладонь к хорунжему.
Над дорогой повисла гнетущая тишина. И в ней отчетливо прозвучало легкое покашливание, раздавшееся одновременно справа и слева у придорожных кустов. Едва не упираясь стволами автоматов в спины аковцев, у обочин дороги виднелись еще две пары казаков в маскхалатах.
— Пропуск! — нетерпеливо повторил сержант, и его глаза недобро сузились.
Лицо хорунжего пошло пятнами, кадык судорожно дернулся. И тогда Юзеф шагнул вперед, с улыбкой положил ладонь на плечо разведчика. Тихо, спокойно сказал:
— Отставить, сержант. Это мои люди. Идем на задание.
По губам разведчика пробежала непонятная Юзефу гримаса, он убрал руку от аковца.
— Тогда другое дело. Виноват, гражданин поручник. Желаю удачи.
Он сделал шаг в сторону, освобождая дорогу. Его примеру последовали казаки с карабинами. Не оглядываясь на хорунжего, Юзеф снова заложил руки за спину и прежним размеренным шагом продолжил путь. За первым же поворотом дороги он протянул ладонь к догнавшему его хорунжему.
— Пистолет. Или все еще опасаетесь недоразумений?
Какое–то мгновение аковец раздумывал, затем молча протянул Юзефу его ТТ…
Встреча состоялась в лесу в получасе ходьбы от городка. У крохотного костерка на поваленном дереве сидело несколько человек, которые при появлении Юзефа поднялись и направились к нему. Трое из них были в офицерской форме, двое — в штатском. Остановившись, поручник спокойно ждал их приближения. Служба информации располагала не только биографическими данными, но и словесными портретами всего командного состава аковской бригады, и он без труда отыскал среди идущих ее командира. Когда тот оказался в паре шагов от Юзефа, он четко развернулся в его сторону и бросил два пальца к конфедератке.
— Поручник Войска Польского Возняк.
Высокий представительный мужчина с надменным лицом разгладил пушистые усы и небрежно козырнул Юзефу.
— Майор Армии Крайовой Хлобуч. Командир бригады «Еще Польска не сгинела».
Он перевел взгляд на виднеющихся за Юзефом хорунжего с его людьми, махнул им рукой, и те исчезли среди обступивших поляну с костерком деревьев. После этого майор снова обратился к Юзефу.
— Рад видеть вас, поручник. Мы ознакомились с предложением, которое вы передали нам от имени своего командования. В результате у нас имеется к вам несколько вопросов.
— Постараюсь ответить на них, пан майор… Естественно, по мере своих возможностей.
— Не кажется ли вам, что положение вашего правительства, так называемой Крайовой Рады Народовой, весьма… как бы это поделикатнее выразиться… забавно. Я имею в виду его положение на международной арене. Насколько мне известно, оно признано только Россией, имеет дружеские контакты с чешским эмигрантским правительством и находит понимание у военной миссии Югославии в Москве. И тем не менее, оно считает себя вправе представлять в своем лице всю польскую государственность и единолично направлять военную политику страны. Не абсурд ли это, поручник?
— Почему? Внутри страны Рада Народова имеет свои легально функционирующие органы власти, ей подчиняется современная боеспособная армия, ее политика находит понимание в народе. Кроме того, на внешнеполитической арене ее поддерживает могучий и надежный союзник — Советский Союз. Может, вы назовете силу, которая обладала бы в Польше большей реальной властью, чем Рада Народова?
— В Польше три миллиона русских солдат. На их штыках и держится ваше правительство, — скороговоркой выпалил стоявший рядом с командиром бригады майор.
Полное одутловатое лицо, на носу и щеках прожилки, ничего не, выражающие глазки. Жидкие обвислые усы, выпяченный живот. Плохо вычищенные сапоги, помятый мундир… Это — заместитель командира бригады майор Бучинский. Бывший интендант старой армии, он четыре года скрывался от немцев на хуторе дальних родственников жены, в 1943 году мобилизован аковцами. Трус и пьяница, сплетник и любитель пустить пыль в глаза. Реальной властью в бригаде не обладает. Так стоит ли серьезно воспринимать его недружелюбный и явно провокационный выпад?