Взрыв Секс-бомбы
Шрифт:
Наверное, у ее американского мужа в Нью-Йорке была вторая американская жена, и если была, то из российских эмигранток, — американка не позволила бы тратить деньги на две семьи.
У нее тоже был любовник. Когда по воскресеньям нечего делать, почему бы не заняться любовью, чтобы сбросить накопившиеся за неделю стрессы?
У нее сложилась почти идеальная по российским меркам жизнь. Загородный дом, за которым присматривала семья русских беженцев из Таджикистана. Она выделила им пристройку к дому из двух комнат. Жена беженца готовила, стирала, убирала; муж охранял, ремонтировал, иногда возил ее на машине, хотя еще плохо знал Москву. У нее были драгоценности, на которые обращали внимание на приемах и презентациях, несколько шуб, два автомобиля: к «гольфу» она купила
Все было бы хорошо, но за последние годы она мало снималась, потому что стала отказываться от роли обнаженных, а на серьезные роли ее не приглашали. И она решила, что хорошо было бы, чтобы сценарист написал роль специально для нее, и она даже знала, какую роль она хотела и смогла бы исполнить. Как говорил ее американский муж: «Все начинается с идеи».
Идея у нее была. Не вычитанная и не подсказанная подругами. Это были ее наблюдения за женщинами.
Женщины, как ни странно, в эти смутные, неопределенные времена лучше не только приспосабливались, но и быстрее определялись с работой и зарабатывали больше. По сути, они руководили семьей, утешали мужей и помогали им, учили детей и делали свою карьеру, очень часто из служащих становясь владелицами небольших, но самостоятельных предприятий. Женщины владели массажными салонами, парикмахерскими, бассейнами, магазинами, пекарнями. Выяснилось, что женщина быстрее принимает решение, потому что ее с детства приучили решать. Чтобы приготовить борщ, надо было решить до двух десятков проблем — покупку свеклы, картошки, капусты, томатной пасты, сметаны, уксусной эссенции, маслин, мяса, лаврового листа, перца, петрушки и другой зелени — и все это соединить и приготовить.
Если женщина обеспечивала жизнедеятельность семьи из пяти человек, она наверняка могла создать небольшое предприятие, а если женщина имела экономическое образование и освоила основы управления, то и миллионное дело.
Секс-символу казалось, что она смогла бы сыграть роль бизнес-вумен, потому что в жизни она и была такой: строительство загородного дома, покупка квартир, антикварной мебели, в конце концов, три замужества — это три блестяще спланированных предприятия. И разводы не являлись ее поражениями, скорее наоборот, она быстрее своих мужей видела бесперспективность семейного союза и уходила с этой территории, ликвидировала одно семейное дело, чтобы тут же основать другое.
Решив, что должна исполнить роль бизнес-вумен, она достала хороший блокнот в кожаной обложке (муж говорил, что это кожа крокодила), ручку «Монблан», нарисовала таблицу, в которой были колонки с данными об образовании, бывших профессиях, возрасте и стала выписывать туда фамилии знакомых бизнес-вумен.
И выяснилась закономерность. Средний возраст деловых женщин оказался между двадцатью восемью и тридцатью пятью. Самой старшей исполнилось сорок, самой младшей — двадцать два. Ей недавно исполнилось тридцать семь, она выглядела на тридцать два, а в кинематографических кругах, где не помнили, в какие годы она начала сниматься, она говорила, что ей двадцать восемь, и ей верили.
Но в кино о возрасте актеров знают все, и поэтому скрывать, сколько тебе лет, не имело смысла, но, чтобы играть откровенные любовные сцены, все-таки лучше бы иметь лет на десять поменьше. Значит, в сценарии любовных сцен тоже будет немного. В конце концов, когда твоим любовным партнером становится актер старше тебя на десять лет, ты смотришься почти как молодая женщина.
Следовательно, влюбленный в нее партнер должен быть лет на десять старше. Если ей по роли тридцать или тридцать два, то ее отцу под шестьдесят. Сегодня в частном бизнесе шестидесятилетние почти не работали, оставшиеся из красных директоров досиживали в министерствах. Во всех романах героиня получала наследство в виде работающего завода, фабрики или верфи, если внезапно умирал отец или погибал в катастрофе муж. Кто погибнет или умрет, пусть решает сценарист. Она будет учительницей физики в средней школе, потому что все физические приборы очень яркие, и все они двигаются, а динамика для фильма — не последнее дело. Почему учительница? Потому что в детстве она хотела быть учительницей, как и ее мать. Еще она хотела быть медицинской сестрой, фотомоделью, художницей и журналисткой. Все эти профессии она уже играла в своих больших или небольших ролях, не была только учительницей. Если она будет вести урок в десятом классе и за партами, а теперь вроде столами будут сидеть настоящие десятиклассники, то, когда она будет писать формулы на доске, десятиклассники будут рассматривать ее попку, а не формулы. Решив, как она получит наследство и как встанет у доски, она выписала в блокнот фамилии знакомых сценаристов и сценаристов еще не знакомых, но модных и известных сегодня.
Она начинала операцию многоходовую по действиям и довольно длительную по времени. Надо найти и уговорить сценариста, чтобы он написал сценарий с главной ролью для нее. Потом найти режиссера, который бы согласился поставить этот сценарий, а потом продюсера, который найдет деньги и организует съемку самого фильма.
Заканчивалась весна. На сценарий уйдет не меньше трех месяцев, следовательно, в декабре можно собирать киногруппу, еще месяц уйдет на режиссерский сценарий и три месяца — на выбор натуры, актеров, студийных павильонов, хотя хорошо бы снимать в естественных интерьерах, реальных кабинетах и квартирах. Но реальные кабинеты не подходили из-за своих небольших размеров, в них невозможно установить кинокамеру, чтобы она нормально передвигалась, и осветительные приборы, которые занимали обычно половину даже самой большой комнаты. На съемках одного из фильмов она видела малогабаритную итальянскую осветительную аппаратуру. Она сделала пометки в блокноте. Надо узнать, где можно найти в Москве такие осветительные приборы.
И еще она определилась со сценаристом. Когда-то он был в нее влюблен, но романа у них не было. Лучше начинать с тех, кого ты не обманывала, не бросала. Сценарист был из таких. Актрисы на него не обращали внимания, и он специализировался на медицинских сестрах и учительницах. Может быть, поэтому характеры учительниц и медицинских сестер у него хорошо получались.
Сценарист
Сценарист не знал, что скоро ему придется писать сценарий об учительнице, которая неожиданно получила наследство и стала бизнес-вумен.
В то утро он проснулся в плохом настроении. Вчера он сварил китайские пельмени, купил молдавское сухое вино, финские шоколадные конфеты с ликером, пирожные «картошка» — все, что любила его девушка, учительница математики из соседней школы. Учительнице исполнилось двадцать восемь, она решила рожать ребенка, выйдя замуж конечно. Сценарист вполне мог стать мужем, потому что был старше ее почти на двадцать лет. Для него она — почти юная невеста. Она нравилась Сценаристу, может быть, он даже был в нее влюблен. Она ночевала у него по выходным, две ночи в неделю в течение целого года, а ее родители были уверены, что два дня и две ночи она проводит за городом у подруги.
Они поужинали, выпили вина, но учительница не пошла в ванную, а, вымыв посуду, — обычно она мыла накопившуюся грязную посуду один раз, перед уходом, — села в кресло и сказала:
— Надо поговорить.
Когда женщина заявляет мужчине, что надо поговорить, она не думает о том, что мужчина слышит это предложение не в первый раз, а немолодой мужчина на предложение «поговорить» имеет с десяток уловок, как не услышать, не понять или тут же согласиться, а назавтра забыть. После такого предложения мужчина перестает звонить, уезжает в отпуск, а некоторые меняют квартиру.
— Говори, — сказал Сценарист.
— Мне двадцать восемь лет, — начала учительница, ожидая, что Сценарист скажет: «Разве это возраст!» Но Сценарист сказал:
— Да, не девочка. Раньше в этом возрасте девушка считалась старой девой.
— А кем считался мужчина в пятьдесят лет? — спросила учительница.
— В сорок семь, — поправил Сценарист и ответил: — Во Франции этот возраст считался возрастом женихов.
— Чего же не женишься?