Взрыв Секс-бомбы
Шрифт:
Из окон санатория был виден канал и плывущие по нему белые теплоходы.
— Эксклюзивный вид, — сказал директор фильма.
За эксклюзивность клиенты будут платить дополнительно. Она верила, что люди будут жить лучше и снова начнут отдыхать. А пока будет ремонтироваться корпус, можно открыть в пристройке ресторан. Она продумала все, вплоть до будущей рекламы, куда войдут живописные пейзажи.
Фильм, в котором собиралась сниматься Секс-символ, если не рушил, то расшатывал хорошо выверенную комбинацию со съемками фильма и будущим ее пансионатом. Могло обрушиться все сразу —
Она уже много раз убеждалась, что, если мужчина дважды терпел поражение, он становился осторожным. Предыдущий фильм Продюсера принес не только убытки, но и больно ударил по самолюбию. Значит, этот проект с Секс-символом он будет выверять особенно тщательно. Сценарист работает медленно, значит, у нее будет еще достаточно времени, чтобы закончить съемки своего фильма и отреставрировать корпус пансионата и лодочную станцию. Она еще раз прошлась по всей цепи фильмопроизводства.
На следующий день она заехала к Елизавете домой. Сценарист после обсуждения сценария даже не попросил, а скорее потребовал, чтобы определились с конкретным актером, для которого он должен написать роль молодого влюбленного. Молодого влюбленного, естественно, вначале поручили поискать ассистентке режиссера.
Пока Елизавета готовила кофе, Поскребыш прошлась по комнатам. Они с Продюсером жили в просторной квартире дома с улучшенной планировкой — так назывались дома, которые строила для себя советская элита. Но поздняя советская элита и новые русские не дотягивались до большого стиля сталинской архитектуры. И она, и новые русские все равно будут завидовать сталинским вельможам, как завидуют американские миллионеры европейским обедневшим аристократам, которые живут в фамильных замках.
— Что ты думаешь о сценарии? — спросила Поскребыш.
— То же самое, что и ты, — ответила Елизавета.
Маршальскую дочь режиссеры приглашали редактировать, когда знали, что руководство кино будет заставлять их вносить поправки. Редактор, по должности — всегда представитель государства, получает приказ первым. Прогнется он сразу, по первому требованию, или будет отстаивать позицию режиссера, — от этого зависело многое. У редактора фильма были свои начальники — главный редактор объединения, главный редактор студии, редакторы Кинокомитета.
Маршальская дочь умела сопротивляться начальству всегда. Маршал-отец объяснил ей суть служебных отношений, когда она, закончив институт, пришла работать на студию.
— Дураки есть везде: как внизу, так и наверху. Если не согласна с приказом, выполни его, но обжалуй. Жалоб не любят как внизу, так и наверху. Всегда защищай друзей и единомышленников. Друзья — как именное оружие. Начальники приходят и уходят, а друзья остаются.
Елизавета постулаты маршала-отца восприняла буквально на первом же фильме. Режиссер возмущался, а она села рядом с монтажницей, вырезала все, что предписали вырезать, но тут же написала на главного редактора студии главному редактору Комитета по кино свое особое мнение, то есть выполнила приказ нижестоящего начальника и обжаловала этот приказ вышестоящему, охарактеризовав нижестоящего самодуром, пошляком, ничего, кроме вреда, не приносящим советскому кино.
На следующем фильме, получив замечание от главного редактора Комитета, она написала на него в Центральный Комитет партии, так как главный редактор Кинокомитета был номенклатурой ЦК партии.
И руководство к фильмам, где она была редактором, стало относиться с особым вниманием — никому не хотелось, чтобы в жалобе его назвали идиотом и вредителем. Зато режиссеры приглашали ее редактором в свои фильмы, потому что ее присутствие было гарантией, что к материалу не будут придираться по мелочам. Единого мнения о Елизавете в кино не сложилось. Одни считали ее дурой, другие — хорошо просчитывающей варианты.
Елизавета давно знала Поскребыша. Если та пригласила ее на фильм редактором, значит, от нее требовались определенные услуги. Раньше она знала, что, если режиссер приглашает ее редактировать фильм, этого режиссера и его фильм она должна защищать везде и всегда, даже если режиссер прав только отчасти и не прав во многом или если вообще не прав. Изучая историю кино, она уяснила: даже ошибка художника сегодня завтра может стать открытием в кино. Но теперь, когда все решали продюсер или инвестор, который давал деньги, Елизавета не знала, кого защищать, продюсера от режиссера или режиссера от продюсера. Она знала только то, что, если эту работу ей устроила Поскребыш, она должна внимательно выслушать ее пожелания.
— Мне интересно твое мнение о проекте, — сказала Поскребыш.
— Чего ты хочешь? — напрямик спросила Елизавета.
— Ты ведь знаешь, что я не только жена Продюсера, но и владелица Актерского агентства.
— Знаю, — подтвердила Елизавета.
— Мне бы хотелось, чтобы актеры моего Агентства получили роли в этом фильме.
— Если хочешь, значит, получат, — не отрицая, но и не утверждая, ответила Елизавета. Наверное, в этот момент Поскребыш подумала, что Елизавета не так уж и глупа.
Они помолчали, покурили, прихлебывая кофе. Первой все-таки не выдержала Елизавета и спросила:
— Кого ты толкаешь?
— Никого конкретно.
В это Елизавета не поверила.
— А кого неконкретно? — спросила она, попытавшись вспомнить, что слышала о Поскребыше в последние месяцы. И только сейчас осознала, что никогда не слышала о любовниках Поскребыша. Только о ее мужьях. В кино в последние годы что-то менялось — актрисы реже выходили замуж за актеров. Выходили замуж за модных хирургов, за крупных государственных чиновников, за деловых и крутых. Наверное, любовники тоже были из этих же кругов. Или Поскребыш стала исключением и влюбилась в молодого актера, которому собиралась протежировать? Если это так, то этот актер сейчас и вычислится.
— А неконкретно я хотела бы, чтобы главную роль получил Стас.
В сценарии были две главные роли: для Секс-символа и актера пятидесяти лет. Стас Мамин стал известным, исполняя роли тинэйджеров, и сейчас в свои двадцать пять выглядел на восемнадцать.
— Для него нет главной роли, — ответила Елизавета, но тут же поправилась: — Можно, конечно, для него и дописать роль.
— А почему он не может быть влюблен в Секс-символа? — поинтересовалась Поскребыш.