Взрыв в океане
Шрифт:
— Напрасно вы так на У Сина. Он был хороший человек!
— Ты в этом уверен?
— Да! Он не стал бы губить столько людей и такой корабль. Зачем это ему было делать?
— Ты не знаешь красных. Ах, я и забыл, ты ведь тоже такого же цвета. Мне передавали, что он шептался с тобой. Интересно, о чем это? — Он помолчал, насмешливо глядя на меня, затем, вздохнув, продолжал: — Мне давно известно, что вы оба красные, но я щадил и его и тебя. И вот к чему привела моя доверчивость. Особенно тяжело мне, что я встречаю такую черную неблагодарность. И со стороны кого? Своего юнги! Которого я намеревался сделать человеком и любил почти как сына, в душе, конечно. Не хмурься, мой мальчик, я прощаю тебя. А сейчас следует подумать о ночлеге. Я думаю, что сегодня после такого мирного ужина
Я схватил острогу и стал перед палаткой.
— Уходите! — крикнул я. — Вы все врете! Я не верю вам. Уходите лучше!
Он поднялся, с опаской обошел меня. Остановился, недобро усмехаясь.
— Ты опаснее, чем я думал. Только помни, за меня ты поплатишься головой. Тебя в лучшем случае повесят, как пирата.
— Никто не узнает. Акулы спрячут вас в своем брюхе.
— Ты положительно делаешь успехи, — он пошел, время от времени оглядываясь и чему-то усмехаясь.
И все-таки в тот день мне удалось добыть огонь. Произошло это совершенно случайно, без каких-либо усилий с моей стороны.
Увидев, что капитан «Ориона» бродит возле канала в поисках орехов, я крадучись отправился на его территорию. Там я оставил очень красивую раковину, золотисто-желтую с черными пятнышками, я нашел ее в первый день на мелководье, и она должна лежать где-нибудь возле коралловой глыбы.
Раковину я так и не нашел, наверное, Ласковый Питер запустил ее в лагуну, зато захватил несколько осколков стекла, чтобы отшлифовать древко остроги. Среди этих стеклышек было выпуклое донышко бутылки или баночки из очень чистого стекла. Вернувшись на свою половину острова, я стал скоблить острогу, радуясь, что дерево становится красивым и гладким. Донышком скоблить было неудобно, я хотел было его разбить на несколько частей и, примеряясь, как бы это лучше сделать, неожиданно вспомнил о лупе — подарке отца, лупа была немного больше, чем это донышко, но почти такой же формы.
«А что, если?..» — подумал я, повернув осколок к солнцу. На моих штанах появилось ослепительное пятнышко, затем пошел дымок от тлеющей ткани.
Редко в своей жизни, полной случайностей, я чему-нибудь радовался больше, чем этой дырке на своих единственных штанах.
Не долго думая, я собрал ворох кокосового волокна, скорлупы — и костер запылал.
Я сидел у огня и пировал. У меня на «столе» были жареная рыба и кокосовый орех, по вкусу схожий с лимонадом.
Внезапно мой ужин нарушило появление Ласкового Питера. Он появился, еле переводя дух. Отдышавшись, сказал, не скрывая досады и зависти:
— Мне показалось, что приехали за нами!
— Никто не приезжал.
— Как же ты добыл огонь, неужели трением? Этого не мог сделать еще ни один европеец!
— Трением, — ответил я, прикладываясь к ореху и не спуская с Питера глаз.
— Удивительно, как это тебе удалось. Надеюсь, ты покажешь мне на досуге. — Он такими глазами смотрел на жареную макрель, что я протянул ему шашлык.
Наевшись и напившись, этот человек, не сказав ни слова благодарности, набрал полную скорлупу горячих углей и быстро зашагал восвояси. В этот вечер у него долго горел костер, он что-то жарил и ел, наверное улиток или ракушек. А я при свете костра осторожно медным гвоздем обкалывал и обтачивал куском коралла острые кромки своей лупы, прикидывая, что буду делать завтра. Но долго ничего интересного придумать не мог, кроме рыбной ловли и приготовления пищи. Я уж пожалел, что мне попался такой крохотный островок, на котором за час с небольшим можно пересчитать все пальмы. Вот если бы остров был как остров, то тогда можно было бы отправиться в поход, заняться охотой… В лагуне плеснула рыба или кальмар. Я поежился, представив себе, какая жуткая темнота стоит сейчас там, какие страшные чудовища поднялись из глубины, выплыли из расщелин и непроглядных зарослей.
Сколько в лагуне хранится удивительных тайн — никто никогда не узнает о них, если не найдется исследователя! Если бы у меня была лодка! Но ведь можно попытаться сделать плот! С плота даже удобней заглядывать в глубину…
Бой в океане
Утром, выкупавшись и позавтракав, я пошел бродить по берегу в поисках материала для плота. Я не думал отправляться в плавание по океану. С плота я мог с большими удобствами охотиться на рыб, заглянуть в любой уголок лагуны или переплыть ее, не тратя сил на ходьбу по вязкому песку. Наконец, на плоту не надо было опасаться каждую минуту, что тебя ударят куском коралла по голове. С этими мыслями я принялся за дело: перетащил на берег лагуны обломок реи, на ней был кусок отличного линя, нашел полузасыпанный песком ствол пальмы, сухой и легкий. Это была не кокосовая пальма, а какая-то другая, и тоже приволок туда же. Остров омывало течение, и оно приносило сюда все, что попадало в него по дороге к атоллу.
Я нашел ящик из-под апельсинов. В шпангоуте от разбитой шлюпки, из которого я выдернул гвоздь для наконечника остроги, оставалось еще несколько медных гвоздей, и я вытащил их.
Вдали мелькала фигура капитана, он бродил по мелководью и кормился улитками, делая вид, что не обращает на меня никакого внимания. Но я не верил его кажущемуся равнодушию и держался начеку.
Плот получился неуклюжий, у меня не было пилы, чтобы сровнять рею и ствол пальмы. Эти главные детали своего плота я скрепил с обломками корабельных досок, использовав для этого гвозди и веревку, свитую из полос, оторванных от палатки. Раму застлал досками ог ящика из-под апельсинов и пальмовыми листьями. Плот хорошо выдерживал меня и вполне годился для плавания по лагуне.
Мне хотелось немедленно испытать свой первый корабль. Предусмотрительно забрав все свое имущество и запас кокосовых орехов, я пустился в плавание.
С гарпуном в руке я стоял на краю плота и смотрел, как под моими ногами открываются долины, залитые солнечным светом, в глубине стоял сумрак, и мне чудились там какие-то таинственные сооружения. На ярко освещенном песке лежали пунцовые морские звезды, крабы торопливо перебегали эти поляны, как пешеходы — площади в большом городе. И над всем этим фантастическим миром проносились стаи фантастических рыб. Потом я стал охотиться на макрель и еще на каких-то коричневатых рыб, и все очень неудачно, рыба успевала уйти от гарпуна. Ветер медленно гнал плот к выходу из лагуны, здесь было очень глубоко, я лег на плот и, свесив голову, увидел смутные расплывчатые очертания неровного дна. Показалась акула, за ней — другая. В тени плота стояла большая рыба, таращила на меня выпуклые глаза и шевелила губами, будто что-то спрашивала. Рыба была толстая, с большими плавниками, вся усыпанная пестрыми пятнышками. Чтобы набрать воздух, я поднял голову над водой и увидел капитана. Ласковый Питер стоял на берегу канала, махал руками и что-то радостно кричал.
Мне вначале было непонятно, чему радуется капитан. Не увидел ли он парус или дым корабля? Я поднялся на ноги, стал смотреть в океан и ничего там не увидел. В это время отливное течение внесло плот в канал. И только теперь я понял, в какую беду попал. Плот несло очень быстро. Оставить его я не мог, потому что появились акулы, они специально сопровождали меня, рассчитывая на поживу, и теперь с десяток их вертелось вокруг плота. И все же я еще мог причалить к берегу, до него было метров пять. А там стоял Ласковый Питер и кричал улыбаясь:
— Кому суждено быть съеденным акулами, того не берут пули. Ну, что же ты стоишь? Прыгай! Они ждут!
Плот вышел из канала.
Ласковый Питер крикнул вдогонку:
— Счастливого пути, мой мальчик! — и захохотал.
Мне показалось, что и чайки, и океан, и волны, разбиваясь о рифы, тоже хохочут над моим несчастьем.
Плот стал поскрипывать на волнах. Справа и слева вода кипела на рифах. К счастью, сильного прибоя почти не было.
Остров уплывал от меня все дальше и дальше, то показываясь, то скрываясь за вершинами водяных бугров. Наконец пальмы совсем утонули в воде. Пассат еще долго доносил до моих ушей слабый гул прибоя, как прощальный голос земли. И он замер, как последняя надежда.