Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Шрифт:
— И не хочу знать, уйди с дороги!
Но Президент заслонил дверь, надеясь, что не все еще потеряно.
— Ну куда ты пойдешь? — заканючил он неожиданно для самого себя. — Оставайся у меня, Юля, нам будет хорошо…
Однако Юлия закусила удила. Ткнула ножом в сторону настенной картины, едва видневшейся при свечах, молвила презрительно:
— Думаешь, намалевал свою рожу, и все будут падать вокруг? Отойди, говорю, а то зарежу!
И такую решительность почувствовал Президент в ее тоне, что невольно
«Потаскушка проклятая, — подумал он. — Истеричка или просто сумасшедшая! Точно, сумасшедшая…»
Эта мысль окончательно успокоила его. В самом деле, какая нормальная женщина откажется от дубленки. И Президент, снова исполненный собственного достоинства, пошел спать.
Юлия выскочила на Русановскую набережную и чуть ли не сразу увидела зеленый огонек такси. Съежилась на заднем сиденье и чуть не застонала от гнева и возмущения.
Арсен! Продал за триста рублей!
Боль обжигала ей сердце, подступала клубком к горлу, боль и гнев.
За три сотни…
— Точно, настоящий шиллинг, валютчик пошлый. И дали же ему такое прозвище! Недаром, видно: за деньги все продаст…
Вдруг Юлия вспомнила, как нахально обнимался Арсен у нее на глазах с веснушчатой девчонкой на пляже. Да, Шиллинг предал ее еще тогда, она все время была для него игрушкой, вот и продал, когда дорого заплатили.
Юлия почувствовала, как слезы набежали на глаза. Вытерла аккуратно, чтоб не размазать тушь на ресницах. В конце концов, черт с ним, стоит ли бередить себе душу из-за какого-то подонка! Спекулянт и фарцовщик, привык торговать всем, и нет для него ничего святого.
Но ведь, подумала она также, никакая подлость не должна оставаться безнаказанной. Не простится это Шиллингу. Она снова додумала о нем не как об Арсене, а как о Шиллинге. И это немного сняло боль.
Да, не простится. Почему она должна жалеть Шиллинга? Каждому свое — по заслугам. Месяц прятался на их хуторе от милиции, говорил о каком-то Чебурашке, потом намекнул, что тогда, на Аскольдовой могиле, передал этому типу, истинному крокодилу, франки или доллары. Вероятно, милиция охотится за Шиллингом, и она должна сообщить…
Юлия вспомнила вежливого, статного майора, приезжавшего к ней в Дубовцы. Как его фамилия? Хубак или Хабук? По крайней мере, она точно помнит, что из уголовного розыска, и завтра найдет его. Симпатичный майор… Правда, тогда он не откликнулся на ее попытки пофлиртовать, может, был в плохом настроении или служебное рвение слишком мешало ему, все может быть, но он, безусловно, симпатичный…
Юлия приободрилась, смахнула с ресниц слезы — жизнь снова начинала нравиться ей.
20
Хаблак нашел парторга в одной из времянок, стоявших вблизи карьера. Седой суровый человек с поклеванным оспой лицом оторвался от бумаг, в которых делал карандашом пометки, и смотрел на майора, казалось бы, равнодушно. Однако Хаблак уловил в его глазах любопытство — еще бы, видно, нечасто приезжают сюда такие гости.
— Мне сказали в райкоме, — начал Хаблак, — что я целиком могу положиться на вас, Герасим Спиридонович.
— На то я и парторг, — ответил тот с чувством собственного достоинства.
— То есть можно говорить открытым текстом?
— А вы это редко делаете?
— Смотря с кем.
— Понимаю, — улыбнулся Герасим Спиридонович, — абсолютно вас понимаю. Такая уж профессия… Так что же привело вас к нам?
— Имеются сведения: у вас в карьере не все в порядке со взрывчаткой.
— Как так? — сразу стал серьезным парторг. — Взрывчатка — это серьезно, и милиция без всяких аргументов вряд ли заинтересуется этим вопросом.
— Попала в чужие руки.
— И?..
— Единственное, что могу сказать: обошлось без жертв.
— Уже легче.
— Мы очень надеемся на вашу помощь.
— Но кто же?.. На кого падает подозрение?
Честно говоря, Хаблаку не хотелось называть фамилию Червича, но в райкоме ему сказали, что может полностью довериться парторгу — ветеран войны, человек честный и принципиальный. Все же поколебавшись секунду или две, сказал:
— У вас работает начальником участка Дмитрий Лукьянович Червич?
— Есть такой.
— Не могу утверждать, но возможно, он.
Парторг задумался. Даже зажал на какой-то миг в зубах неотточенный конец карандаша. Наконец ответил:
— У нас вообще-то взрывчатка под контролем. Придерживаемся инструкции. Но, сами понимаете, когда рвешь камень, по-всякому бывает. Люди свои, как не доверять? Над каждым шурфом не будешь же стоять, потому, прямо скажу, все может быть…
— А Червич?
— Ничего парень, немного разболтанный, однако особых замечаний нет. — Парторг еще покусал кончик карандаша и сказал: — Я сейчас бригадира Лучкая позову, с ним поговорим.
Ему было виднее, и Хаблак согласился.
Лучкай, чуть ли не двухметровый гигант в комбинезоне, появился минут через десять. Он буквально излучал силу и, казалось, гордился ею, крепко пожал Хаблаку руку, затем, будто играючи, двумя пальцами поднял за спинку стул, переставил к столу парторга, сел осторожно, как бы испытывая его на прочность, и наконец спросил:
— Звали, Герасим Спиридонович?
— Нуждаемся в твоей помощи, Филипп.
— Считайте, что я уже в вашем распоряжении.