Взрывник. Заброшенный в 1941 год
Шрифт:
– Но если вас с этими документами поймают…
– Молитесь, чтобы не поймали, потому что если со мной что-либо случится, то мои товарищи подумают, что это вы меня выдали. Дальнейшие их действия стоит предсказывать?
Либо Мезьер вконец сломался, либо хороший актёр, потому как будто из него какой-то внутренний стержень вынули. Он одновременно обмяк и, будто постарел – теперь передо мной сидел не подтянутый, хоть и немолодой, немецкий офицер, а усталый пожилой мужчина с потухшим глазами. Ну, на то и война, она и молодых ломает. И не только тех, кто на фронте, но и в
Писанина заняла у интенданта с полчаса. Я сидел напротив, что не мешало читать написанное прямо на месте. Потом ещё перечитаю, а пока мозг пусть обрабатывает информацию в фоновом режиме. Много интересного, оказывается, знают тыловики, а уж сколькими полезными вещами владеют…
Выходя со двора, даже шапку снял и поясной поклон отвесил служивым, до того был доволен удачным заходом. По-хорошему, конечно, не стоило лишний раз на себя внимание обращать, но такую сцену я уже в городе пару раз видел. Чудно, однако.
При подходе к комендатуре, где меня должны были ждать остальные, дважды проверили документы. Причём оба раза это были обычные комендантские патрули. Латышей, по всей вероятности, это были они, я тоже видел несколько раз, но те стояли в переулках или глубине дворов. Усиленное несение службы не отменено, наверно, не все полицаи и бургомистры вчера уехали, а может, подпольщиков опасаются, рванул же кто-то бомбу. Как бы ещё на местное подполье выйти?
Около комендатуры было относительно пусто, трое полицаев получали оружие прямо из грузовика и громко ругались с кем-то. Наверно, мои с рынка ещё не вернулись. Ну что, пойду на рынок. Опять попал под проверку документов и снова дважды, правда, тоже около комендатуры. Интересно, немцам именно её приказано охранять или они пыль начальству в глаза пускают?
Рынок был… оживлённый, наверно, так будет сказать лучше всего. Вероятнее всего, оживление царило из-за наплыва продавцов. Продавцами же были всё те же полицаи и бургомистры, про которых я думал, что они ещё вчера уехали. Ан нет, крестьянская жилка оказалась сильнее. Мол, раз новая власть всё одно в город вызывает, то надо прихватить что-нибудь на продажу – чего зря лошадь с санями порожняком гонять. А вчера, небось, было не до торговли, наверняка самогонку пьнствовали, но это не повод, чтобы не расторговаться. Такой большой наплыв продавцов вызвал и рост покупательного спроса. Если продавцы в основном были здоровыми мужиками, ну а какие ещё в органах правопорядка могут быть, то покупками занимался женский контингент. Нет, мужчины, одетые по-городскому, тоже были, но как-то эпизодически.
Своих нашёл быстро, прямо около въезда.
– Привет, Кузьма.
– Здорово, Костик. Плохо выглядишь.
– Ничего, докторша сказала пройдёт, если раньше не подстрелят, – я рассмеялся. Говорили мы громко, так, чтобы окружающая публика слышала. – Как торговля?
– А… Беда, а не торговля. Понавезли, понимаешь ли. Одной бабе три мужика мешок бульбы пытаются всучить. Ну и как ей не кобениться, да цену не постараться скинуть. Придётся перекупщикам отдавать.
– Кому?
– Кому-кому, иродам, вон тем, – Кузьма указал кнутовищем на трёх мужиков.
Один был одет в приличное зимнее пальто и каракулевую папаху, двое других попроще: первый в потрепанном коротком пальтишке и треухе, тоже не первой свежести, второй в телогрейке и то ли странной фуражке, то ли кепке с лайковым козырьком. Мужик в треухе недобро покосился на нас и, сунув руку в карман, ощерился пеньками гнилых зубов.
– Урки, что ли?
– Двое, похоже, а вот этот, в папахе, странной масти. Не пойму, кто.
– Поговорить надо, от ушей подальше.
– Фёдор, посторожи. – Говоров с трудом, наверное, ноги затекли, слез с саней. – Ну, пошли погутарим.
Отошли подальше, под злым внимательным взглядом гнилозубого.
– Как думаешь, могут они быть с гестапо связаны?
– Так кто ж их знает.
– А пробить можно?
– Чё? Морды им набить? Я бы не стал, у этого, в треухе, нож в кармане. А то и револьвер, хотя вряд ли.
– Да нет, узнать про них у кого есть?
– Попробовать, конечно, можно. Только гарантию тебе никто не даст – госстраха сейчас здесь нет.
Ага, впрочем, как и госужаса, ну, если не считать той четвёрки, что мне с парашютами скинули.
– Как быстро?
– Часа два-три по минимуму.
– Сделай. Вообще-то нужны люди, связанные с чёрным рынком, но не с гестапо.
– Так бы сразу и сказал. Узнаю, но с этими лучше бы не связываться – не нравятся они мне. А ты чего, интенданта за жабры взял?
Вот жук, я же ему ничего не говорил. Как догадался?
– Ну, где-то, как-то…
– Молодец. Хорошо, пойду. Ты бы по базару не шлялся.
– На санях посижу, может, поторгую.
– Ага, ты наторгуешь, городской. Пусть Федька занимается, так посиди или вздремни под сеном да дерюгой – ночью, небось, не выспался.
– У самого вид не слишком свежий.
– А я и не отказываюсь, – Кузьма хмыкнул, хлопнул меня по плечу и заторопился в центр города.
Вернувшись обратно, залез в сани поглубже. Места было немного – больше половины занимали мешки с продуктами и вязанки дров. Дрова пользовались в городе спросом. Если не удастся продать, Ольге сгружу, да и картошка с зерном ей не лишними будут. Попытавшись поудобнее угнездиться, наткнулся под соломой на картонные коробки. Ого, уже успели фармацевтику раскидать и заныкать, молодцы – везти в одних санях, конечно, безопаснее, но уж больно много её, как бы внимание не обратили, отчего это крестьяне обратно с товаром возвращаются.
– А чего встали так неудачно, прямо у въезда?
– Ты чё? – удивился Фёдор. – Борь, скажи – самое хорошее место. Специально до рассвета встали.
Борис, второй полицай, ехавший с нами, угрюмо махнул головой. Был он в отличие от Фёдора неразговорчив. В этот раз Феде поговорить не удалось, так как рядом нарисовался владелец треуха.
– Эй, фраер, ты чего с паханом своим насчёт нас тёр? – даже с расстояния больше метра донеслось зловоние от его дыхания.
– Ты, дядя, берега попутал? И какой я тебе фраер? – постучал по белой повязке на рукаве. – По твоей классификации я «мусор». Видишь, чего написано?