Взрывник. Заброшенный в 1941 год
Шрифт:
– Красноармеец Епишин, товарищ командир.
– Чего у тебя?
– Сено.
– И чего ты его выбрасываешь, есть будешь?
– Смирнов приказал, вдруг там за ним ещё чего есть.
– Ну, тогда ищи, ищущий да обрящет.
В следующем вагоне также было сено, а вот за ним вагон был набит мешками, но заинтересовало меня не это – из соседнего вагона были слышны человеческие голоса и лошадиное ржание.
– А у вас тут что за конеферма?
– Так лошади, тащ командир, – из вагона выглянул сам Смирнов. – Здоровущие, першероны наверно, я таких раз видел
На платформах, и правда, были повозки с большими металлическими колёсами. На трёх платформах всего было двенадцать штук. И куда мы здесь по снегу на колёсах?
– Так, Смирнов, – обратился к мнущемуся рядом младшему сержанту. – Срочно ищешь инструмент, кого из плотников, или у кого топор из рук не выпадает. Тебе час времени, но полозья мне к этим коляскам приделай.
– Да как же…
– Просто выломай доски из вагонов и прикрепи к колёсам, но чтобы крепко.
– Есть!
– Выполняй. Бери в помощь кого хочешь. Будут ерепениться – это мой личный приказ.
Дальше шёл чрезвычайно нужный на данный момент фрицам груз – пять вагонов гробов. Жаль, что именно они до фронта не дойдут, ну да ничего – так в землицу побросают.
– Что, товарищ командир, думаете, как немцам в целости и сохранности передать?
О, Серёгин нарисовался, не сотрёшь.
– Угадали, товарищ старший лейтенант. У умных людей, говорят, мысли сходятся.
– Там дальше, интересней. Целый вагон вот такой херни, – лейтенант бросил на снег нечто, похожее на огромный соломенный валенок, невысокий, но широкий и длинный. – Это что?
– Фиг его знает. Похоже на снегоступ, только вот сомневаюсь, что такая конструкция долго проживёт.
– Он крепкий, хрен разломишь, попробуйте.
Поднимать этот валенок я не стал, просто наступил на него лыжей. Смотри-ка, правда, не ломается чудное изобретение сумрачного тевтонского гения.
Фиг с ним. За вагонами с соломенными валенками шли четыре платформы с двухосными опелевскими грузовиками. Вот этих будет жалко жечь – совершенно новенькие, только с завода. На платформах уже копошились люди, рядом стоял Кошка и командовал.
– Снимаем всё ценное: карбюраторы, ремни, лампочки из фар, хотя… отрывайте фары целиком. Ищите инструмент, ремкомплекты, если времени хватит, колёса разбортируйте…
Похоже, здесь без меня обойдутся. Из следующего вагона выгружали коробки. Размер коробок был практически стандартный, но вот материал отличался. В основном они были картонные, но попадались и фанерные и даже обтянутые тканью угловатые мешки. Уже темнело, но, присмотревшись, заметил на коробках рукописные надписи: цифры и немецкие имена с фамилиями. Блин, это же посылки. До Рождества католического, да и лютеранского, почитай, меньше трёх недель осталось. Это мы удачно зашли.
– Эй, там внутри коробок таких много?
– Да с треть вагона, – отозвались изнутри.
– А остальное?
– Мешки с письмами ещё и вот это, – передо мной бухнулся вспоротый полотняный мешок.
Посмотрим, что у нас тут. Штаны, нет, скорее, кальсоны. Что-то тонковаты они для зимы. Для европейской, может, и сойдёт за тёплое бельё, но для нашей никак, хотя нам сгодится.
Очередной вагон обрадовал огромной кучей железа и ящиков. Железо в основном было представлено траками гусениц и разноразмерными массивными металлическими колёсами. Память Зеленски подсказала, что это детали танковой ходовой части. Десяток красноармейцев, наплевав на железяки, тягали из вагона явно тяжёлые на взгляд ящики, и ставили прямо на снег, не вскрывая.
Следующие два вагона никто не разгружал. Около открытых дверей стояло по несколько бойцов и явно филонило.
– Что здесь? – спросил у Потапова, обескураженно заглядывающего внутрь.
– Бомбы. Здоровущие.
Заглянул. Точно бомбы и точно здоровущие. Точнее, стабилизаторы двух нижних в ряду бомб впечатляли своими размерами. Как бы эти дуры были не по тонне весом, а то и больше. Бомбы были упакованы в странную деревянную конструкцию, почему-то ассоциирующуюся со скелетом, наверное, потому, что деревянные брусья создавали нечто вроде редкого, но крепкого каркаса вокруг туши бомбы. Второй ряд бомб был значительно более мелким – эти были весом вряд ли более четверти тонны, да и брусья каркаса были в разы тоньше. Третий ряд, по сравнению с первым, казался совсем жидким, эти дуры весили не более сотни килограммов.
– Во втором тоже?
– Не, там мелочь.
И правда, мелочь – килограммов по пятьдесят, на взгляд, зато много.
А вот и наш транспорт подкатывает. Сани растянулись длинной полосой, первые уже можно под погрузку ставить, а последних и не видно в подступающей темноте.
– Командир, чего грузить будем, в каком порядке да чего мужикам скажем?
Да, мужикам тут поживы особой нет, обидеться могут, они-то рассчитывали со склада чего ценного поиметь, а тут поезд с бомбами да гробами. Всё одно надо идти разговаривать.
– В мешках, что в вагоне рядом с сеном, что?
– Овёс.
– Уже неплохо. А посылок много?
– Вот этого добра много, где-то под тысячу штук.
Штука штук это сильно.
Рядом с остановившимися санями заметил старшего лейтенанта.
– Серёгин, давай первую десятку под погрузку к последнему вагону перед цистернами, оттуда грузи самые мелкие бомбы.
Мужики от такой новости заволновались.
– Спокойно, товарищи, бомбы в транспортной упаковке, без взрывателей, ими сейчас хоть сваи заколачивай, всё по одному месту.
– Командир, – подошёл смутно знакомый мужик, вроде как из Гавриленков. – Парни твои говорили, что склад едем вывозить, и вроде как не забесплатно. А тут поезд и бомбы. Как-то нехорошо получается.
– А ты, дядя, думал, на складе пирожные будут да сапоги хромовые? Значит, гляди: из того, что вам в хозяйстве сгодиться может, здесь есть вагон овса, двенадцать лошадей с хорошими телегами, да исподнее немецкое, тонкое, но гладкое.
– Товарищ командир, лопаты ещё нашли, ломы да кирки – в вагоне с танковым железом, восемь ящиков.