Взрывник. Заброшенный в 1941 год
Шрифт:
– Откуда дровишки?
Хотел ответить, что из лесу, вестимо, но решил пока не нарываться.
– Из Залесья, пилорама у нас там.
– Лес-то, небось, сырой?
– Нет, нормальный лес. Сыроват, конечно, – его же либо сушить, либо в конце зимы валить, а сейчас вон, только начало. Но раз новая власть требует…
– А вы и рады стараться – вам всё одно какая власть, лишь бы напакостить.
– Зря обижаете, господин хороший, та власть – советская, много чего плохого людям сделала, а от этой мы пока зла не видели.
–
– А вот рожу мою жёлтую видите – бандиты, что партизанами себя кличут, всё нутро мне отбили. А немцы меня в госпитале лечат, недорого.
– Хорошо, давай свои бумаги.
Читал он долго – понятно, что немецкий знает, но, видать, не очень хорошо.
– А почему написано, что разрешён вывоз из города грузов с армейской маркировкой?
– Так господин Мезьер с нами расплачивается вещами со складов, те, которые немцам самим не нужны или, там, испорченные какие.
– А почему не деньгами?
– Кому эти бумажки сейчас нужны. Пока, глядишь, ходят, а как Москву возьмут, другие деньги выпустят, а советские могут и отказаться менять. Придётся, как керенками, печи топить да сортиры обклеивать. Оно нам надо?
– Хитрые вы жуки, а кто из вас хитрее – вы или Мезьер, ещё поди разбери. Ладно, получите бумагу – завтра заходи, страдалец, всё будет.
– Спасибо, господин бургомистр, за нами не заржавеет. Мы отношение понимаем – когда к нам хорошо, то и мы в ответ со всей любовью. Сальца завтра занесу. Времена сейчас небогатые, так что не обессудьте – немного.
– Неси, болезный, неси. Что в карман – то не из кармана.
Хитрый мужик, не очень он, похоже, в кривляния мои поверил. Да и намекнул довольно толсто, что лажу мы фрицам под видом пиломатериалов гоним. Интересно, какое продолжение завтра будет? А когда я про Залесье сказал, он напрягся, значит, Аня про Фефера ему уже сказала. Конечно, может у него и ещё что с Залесьем завязано, но шанс невелик. Теперь до базара стоит прошвырнуться.
Сегодня на рынке было пустовато, в связи с чем в роли смотрящего хватало одного Клеща. Купив кулёк семечек, немного поболтался среди продавцов и редких покупателей, а затем, поймав взгляд уркагана, кивнул в сторону выхода. Уголовник догнал меня в переулке.
– Чего надо, «мусор»?
– Со старшим побазарить.
– На тему?
– Огнестрел.
– Какой, сколько?
– Это со старшим.
– Хорошо. Видишь третий дом справа? Постучишь, скажешь, ляльку повалять хочешь. Ляльку сам выберешь – там их несколько, только валять её подожди. Где-нибудь через полчасика пахан подвалит, как с ним поговоришь, так и оторвёшься – Клещ хохотнул. – Если чего путного скажешь, то и платить не придётся – будет тебе от нас подарок.
Дверь приоткрылась практически сразу после первого удара – баба, что выглянула в щель, вероятно, давно заметила мой интерес, и приготовилась заранее.
– Я от Клеща.
– И чё?
– Сказал, что девку можно получить.
– Заходи.
В плохо освещённой и грязноватой комнате на продавленном диване и скрипучих стульях сидели шесть представительниц древнейшей профессии. Н-да, зрелище не то чтобы отвратительное, две были явно ничего, а тусклый свет скрадывал непрезентабельность облика остальных, но неприглядное. Одеты данные дамы полусвета несмотря на свежесть, если не сказать холод, в помещении были весьма скудно, что, впрочем, особого шарма им не придавало.
– Ну, чего встал – глаза разбежались? – баба мерзко заржала, а пять жриц любви поддержали её, подхихикивая. Только одна, девушка лет двадцати, не приняла участия в веселье, всё так же продолжая отрешённо глядеть перед собой. Вначале я хотел вообще отказаться от выбора, но что-то меня будто подтолкнуло.
– Вон ту.
– Зря, – баба поморщилась. – Доска доской, активна, как старый матрас. Не угодит, а мне Клещ предъяву выставит. Если на молоденьких так тянет, вон Клавку возьми – она не сильно старше, зато фору любой даст. Две кровати уже поломала.
Девицы, кроме одной, уже ржали в голос, особенно старалась сватаемая мне Катька.
– Нет, ту хочу.
– И хрен с тобой – хозяин барин, только Клещу не жалуйся, что не предупредила. Жулька, забирай клиента.
Девушка встала и пошла в тёмный коридор, не обращая на меня внимания, даже не удостоверившись, иду ли я за ней. Хотя по скрипу плохо подогнанных досок пола понятно, что необходимость визуального контакта невысока. Лестница, что обнаружилась в конце коридора, оказалась ещё более скрипучей. Наконец мы добрались до небольшой клетушки, метров пять квадратных, в основном занятой большой кроватью, застеленной несвежим, даже на вид, бельём.
– Как хотите – со светом или без?
Света, и правда, в комнатушке было чуть. Промолчал, проверил на крепость стоящий здесь же стул и сел.
– Раздеваться? – Девушка потянулась руками к шее, явно намереваясь снять скудную одежду, состоящую из какой-то невзрачно-серой тряпки без рукавов и мешковатой юбки чуть ниже колен.
– Сядь.
Та послушно села на кровать, как-то моментально обмякнув.
– Чего это тебя бабища собачьей кличкой кличет?
– Имечко мне такое родители подсуропили.
– Жулька?
– Джульетта.
Да уж, хорошо, что не Лолита. Но для провинциального бардака самое оно.
– Не врёшь?
– Могла бы свидетельство показать, если бы эти не отняли.
– Чудны дела твои. А родители где?
– Нету.
– Умерли?
– Может, и умерли.
– Лет-то тебе сколько?
– Шестнадцать.
Охренеть, при хоть и скудном, но лучшем, чем внизу, свете я бы ей дал уже не двадцать, а скорее лет двадцать пять несмотря на худобу, а может, и благодаря ей.