Взять хотя бы меня

Кэмерон Джулия

– Это Джулия, – еле выговорила я. – Я не знаю, что мне делать.

– Джулия? Подожди минутку. Я тебе перезвоню.

Подруга положила трубку. Может, зря я ей позвонила? Вдруг даже ее терпения тут не хватит? Я уже была готова сдаться, когда телефон визгливо зазвонил.

– Алло?

– Джулия, у меня есть один номер, где тебе могут помочь. Мне кажется, тебе стоит поговорить с другим алкоголиком.

– Ты правда думаешь, что я алкоголичка?

– Ну… – подруга замялась, ей не хотелось напрямую меня обвинять.

– Не волнуйся. Я позвоню туда.

Все равно я уже поставила себе диагноз.

3

Не

помню, как я набрала номер. Не знаю, что сказала в трубку. Скорее всего, это было что-то вроде «Меня зовут Джулия. Я писательница и, кажется, страдаю алкоголизмом». Я по-прежнему не отделяла одно от другого, творчество и пьянство были для меня тесно переплетены. Я все еще считала, что они имеют какое-то отношение друг к другу, но собеседница на том конце провода не питала таких иллюзий. Для нее я алкоголичка, и точка. И решение у моей проблемы было самое простое: не пить. Полное воздержание – единственный ответ, объяснила собеседница. Полное в буквальном смысле слова.

В глубине души я осознавала, что она права. Незнакомка, кем бы она ни была, явно меня раскусила. Интуитивно она догадывалась, какие именно способы я изобретала, чтобы контролировать свое пьянство и в то же время получать от него удовольствие, – и понимала, что все мои ухищрения пошли прахом. Более того, собеседница знала кое-кого, с кем я могла бы пообщаться. Готова ли я ее выслушать? Смогу ли я продержаться трезвой, пока не придет помощь? Я считала, что смогу. Под «помощью» имелся в виду другой человек, страдавший алкоголизмом, но излечившийся и желающий поделиться со мной своим опытом, дать мне силы и надежду, что все получится. Важно, чтобы я сама признала, что у меня проблемы с алкоголем, – только тогда я смогу найти выход.

Оглядываясь на свою жизнь сейчас, двадцать семь лет и полжизни спустя, я вижу, что все изменилось именно в тот день, когда я дала себе обязательство оставаться трезвой, что бы ни случилось. «Просто не нужно пить, – говорили мне. – К пьянству ведет первый бокал, а не пятый». Мне, кстати, никогда не приходило в голову, что именно с первого бокала алкоголя начинались мои проблемы. Простота и правдивость этого утверждения поразили меня. Годами я осуждала себя за пьянство и ужасное поведение – и всегда думала, что дело не в первом бокале, а, скажем, в третьем или, там, в пятом. Держаться подальше от алкоголя вообще, не позволять себе даже маленькой рюмки – это ведь довольно просто. Логика утверждений, вроде «Если ты не будешь пить, ты не будешь пьяной», была убийственной. После стольких лет запутанного бытия и хаоса лжи, моя жизнь нуждалась в таких простых правилах.

В последующие дни мне то и дело приходилось напоминать себе: «Только не пей». «И всякую психотропную гадость не употребляй», – добавляли мои новообретенные друзья. Трезвость предполагала чистоту не только от алкоголя, но и от наркотиков. Это означало, что отныне никакого кокаина для меня. Алкоголизм, наркомания – это зависимость, объясняли мне. Это болезнь. Постоянно прогрессирующая, смертельная в конечном итоге, но хорошо поддающаяся излечению – полным воздержанием. Воздерживаться нужно лишь один день – сегодняшний. И так каждый день. В подобной жизни, жизни одним днем (сегодня получилось не пить – и хорошо), даже есть определенные плюсы. Такое существование требует веры – веры в некую силу, что намного выше моей собственной.

Если верить доктору Карлу Юнгу, то формула тут проста: spiritus contra spiritum (дух против спирта). Мне посоветовали

выбрать себе бога по собственному разумению и попросить его помочь мне оставаться трезвой. Только вот в какого же бога я могла поверить? Этот вопрос с юности представлял для меня немалую проблему. Должно же, наверное, быть нечто, что выше нас? Если это не тиллиховская «основа бытия», то что еще? Вскоре я поняла, что размышляю над одной строчкой из Дилана Томаса: «Сила, дающая жизнь цветку, юность мою питает». Буду верить в щедрую творческую энергию, решила я. Эта энергия и станет моей высшей силой – силой, которой мне так не хватает.

– Джулс, – позвонил Натан, – у меня в одной руке виски, в другой шприц.

– Я завязала, – ответила я. – Не хочешь ли и ты кое с кем пообщаться…

На удивление, Натан отнесся к моим словам понимающе и заявил, что тоже начнет борьбу за трезвость.

Вообще, трезвое состояние оказалось для меня terra incognita. Сначала я привыкала быть пьяной и одинокой, потом – пьяной и замужней. Теперь я – трезвая разведенная мать-одиночка. Моей дочери четырнадцать месяцев, и нужно уделять ей как можно больше времени и внимания. Пьяной, я со спокойной душой могла сбросить малышку на попечение Кейт, утешая себя тем, что девочке так лучше, безопаснее. Трезвой, мне хотелось заботиться о ней самой. Почувствовав столь кардинальные перемены, Кейт внезапно попросила расчет. Мы с Доменикой остались вдвоем. Может, я и не идеальная мать, но другой у Доменики не было. Я устроила ей игровой уголок в столовой, рядом с моим рабочим местом. Однажды утром я включила The Rolling Stones, и, когда на всю комнату раздался хит Brown Sugar, мы с Доменикой принялись танцевать под его ритмичные звуки.

– Я твоя мамочка. А эта песня нравится твоей мамочке, – сказала я дочери.

– Мамочка! – воскликнула Доменика в ответ.

С уходом Кейт мы с дочерью стали неразлучны. С момента, когда она просыпалась утром, и до вечера, когда я укладывала ее спать, Доменика и я чувствовали себя одной командой.

– Не отставай, – командовала я, беря дочку за руку, чтобы пересечь широкую лос-анджелесскую улицу. Трезвая, я становилась внимательной, даже супервнимательной матерью. Доменика ходила со мной везде. Даже когда я писала, она ползала у меня под ногами.

«Как же теперь писать без алкоголя?» Это был самый важный вопрос, возникший вместе с трезвостью. Я поделилась своими проблемами с бывшими алкоголиками, которые мне помогали:

– Если дело дойдет до выбора между творчеством и трезвостью, не уверена, что выберу второе.

– Тут нет никакого выбора, – сразу же услышала я. – Продолжишь пить, и тогда творчества не будет совсем.

Они правы, я знала. Нужно было найти способ плодотворно работать, не прибегая к алкоголю или наркотикам. И, если быть честной, избранные мной методы поначалу оказались бесполезными.

– Не старайся быть великой писательницей, – услышала я очередной совет. – Это нужно не тебе, а твоему самомнению. Исключи самолюбие из своего творчества. Ты должна писать из стремления служить, а не ради удовлетворения собственного эго. Ты – инструмент, проводник. Пусть Бог пишет твоими руками.

– А что, если Он не захочет этого делать?

– Просто попробуй, и сама увидишь.

Но я по-прежнему не была уверена, что Господь пожелает творить через меня. И что плохого в том, чтобы стремиться стать великим писателем?