Взятие Измаила
Шрифт:
Только на улице я почувствовал, как устал. Захотелось куда-нибудь лечь на кучу листьев у троллейбусной остановки, закопаться в них и затихнуть.
Мой обратный билет, действительный только сутки, оказался просрочен. Купил
Непроснувшиеся люди едут на работу, позевывают, поеживаются, складывают мокрые зонты.
Присел у окна, откинул голову назад, закрыл глаза. Думал, может, посплю несколько минут. И никак не мог забыться – перенервничал.
Едем, а в окне ничего не видно. Обложило плотно. Мелькают только шпалы внизу, да иногда вынырнет из ничего столб и так же в ничего нырнет.
И вдруг оказалось, что я вовсе не еду в поезде, а кручу педали велосипеда. Того самого «орленка». Это мы с отцом поехали в Ильинский лес, тоже залитый туманом. Он на своем трофейном умчался вперед и кричит мне из-за серой пелены:
– Догоняй!
Туман потный, шершавый, душный.
Велосипед трясется на корнях. Вот-вот упаду.
Кричу:
– Папка! Стой! Подожди меня!
А он откуда-то совсем издалека:
– Ну где же ты? Догоняй отца-моряка!
И еще мне мешает шапка. У меня на голове та самая чужая ушанка, сопревшая, с кислой вонью, прилипшая.
Тут сзади раздается топот сапог.
Я знаю, кто это.
Обернуться боюсь. Жму на педали что есть сил, а ноги не слушаются, колеса «орленка» вязнут в тумане, как в песке.
Топот совсем близко. Слышу пьяное дыхание:
– Стоять! Бляденыш!
Все, не могу больше – колеса «орленка» остановились.
Его рука хватает меня.
Просыпаюсь.
Кондуктор трясет за плечо:
– Ваш билет! Вы не проехали?
Еще не проснувшись толком, протягиваю билет, таращусь в окно. Вроде стоим. Но что за станция – не вижу. Все замазано туманом, как побелкой.
– Так вы же проехали! Вам ведь в Зойцах?
Вскакиваю, очумело выбегаю из вагона. Поезд тут же, прогнав гудком остатки сна, проплывает мимо и растворяется.
Оглядываюсь и ничего не вижу. Где сошел? Куда попал? Затихает за туманной кашей грохот колес, замирает на рельсах гул.
Чувствую – на голове по-прежнему та прокисшая шапка.
Провожу рукой по волосам.
Ушанка-невидимка.
Пялю глаза в туман – проступает только на несколько шагов мокрый асфальт платформы. Шпалы дымятся.
И все никак не могу понять – где я?
Цюрих, 1996—1998