Взыскание погибших
Шрифт:
Ноги у Бориса подкосились, и он упал.
Убийцы вышли из шатра. Дружинники стояли тесной кучей, и дюжий дядька, который слышал, что сказал Борис, с неподдельным ужасом смотрел на бояр Святополка.
— Чего уставился? — придя в себя, крикнул Путша. — Тащите его в телегу!
— То пусть слуги твои делают, — ответил дружинник. — Ты нам не говорил, что на такое дело зовешь! — и отошел в сторону.
Путша, сверкнув маслянистыми глазами, замахнулся было мечом, но Еловит остановил его:
— Погоди. Сначала возьмем
— И то верно! — Тальц вернулся в шатер, за ним другие бояре.
Не сговариваясь, они подошли к лежащему неподвижно Борису.
— Сдох! — сказал Путша и взял меч Бориса. — А ведь заставит нас Святополк отдать ему оружие это, оно ведь золотом изукрашено!
Лешько подошел к телу Георгия и склонился над ним. Взялся за шейную гривну — золотой обруч, которым Георгий был отмечен за храбрость. Гривна не снималась, голова Георгия дергалась при каждом рывке.
— Не сымается! — Лешько пнул Георгия сапогом. — Придется голову рубить.
— Валяй! — сказал Путша и тут увидел, что губы Бориса как будто приоткрылись.
Путша вздрогнул и пристальнее посмотрел на князя. Однако тот лежал неподвижно.
Лешько, взяв Георгия за длинные волосы, отсек ему голову. Гривна, залитая кровью, упала на землю. Лешько поднял ее и вытер о рубаху Георгия.
— То-то Блуд тебе спасибо скажет! — Тальц, ухвативший золотой подсвечник, выковыривал из него огарок свечи. Повертел в руках икону, бросил ее: — Оказывается, ты мертвым головы рубить мастак.
— Однако я пузо тебе проткну, — сказал Лешько, — и буду смотреть, сколько оттуда желчи выльется!
— Тихо вы! — Путше опять показалось, что губы Бориса шевельнулись. — Зовите слуг!
Он вышел из шатра и тяжело залез на коня. Руки его, держащие повод, тряслись.
Они проехали мимо валяющихся там и сям отроков Бориса и пустили коней, притомившихся за ночь, мерным шагом.
Солнце уже стояло высоко в чистом небе, и день опять обещал быть жарким. Копыта лошадей мяли полевые цветы и травы, скрипели колеса телег, высоко вился жаворонок, пел свою песню. Казалось, ничего не изменилось в мире этом, все было точно так же, когда верхами скакали по этому полю Борис, а рядом с ним Георгий.
Но сейчас они лежали в телегах, истерзанные, а голова Георгия на каждой кочке подпрыгивала, и остекленевшие глаза неподвижно смотрели в небо.
Глаза Бориса были закрыты, тело его билось о края телеги, когда она колыхалась. Наконец сознание вернулось к нему, ибо он еще был жив. Не зарезал его Путша, хотя ударил сильно.
Борис открыл глаза и увидел чистое небо. Тихий стон вырвался из его уст.
«Я не умер, — пронеслось в его сознании. — Господи, помилуй!».
И он снова забылся, не успев понять, где находится.
Слуги бояр Святополка разожгли костры и жарили мясо. Путша снял кольчугу и лег на траву. Он обдумывал, как заставить Лешько поделиться золотой гривной. Молча сидели, не глядя друг на друга, Тальц и Еловит. Лешько клонило ко сну, и он, сбросив доспехи, дремал, дожидаясь трапезы.
«Почему он назвал нас братьями?» — силился понять Еловит. Мысли его ворочались тяжело, не приходилось раньше думать о таком.
Тальц старался забыть о Борисе, но сознание упорно возвращало его к тому, что он совершил вместе с боярами.
«И ведь не просил пощады, — думал Тальц, — Георгий этот… Разве есть у меня хоть кто-нибудь, кто защитил бы собой? Разбойники вокруг… Вон разлегся боров Лешько, и все ему нипочем».
Тальц крепко надеялся, что скоро забудет все, что было утром.
Трапезничали в тягостном молчании. Когда насытились, Путша отрядил двух дружинников в дозор, а остальные повалились спать. Дозорные спали по очереди — и не зря. Когда солнце склонилось ближе к холмам, вдали показались всадники. Их было несколько человек. Путша сразу понял, что это гонцы.
— Не терпится Святополку! — сказал он. — Торопится узнать, как здоровье его братца…
Путша не ошибся — Святополк послал варягов помочь боярам, если понадобится.
— Зря торопились, — сказал Путша, — везем мы Бориса и отрока Георгия готовеньких.
Рослый варяг спешился и подошел к телегам. Увидев отрубленную голову Георгия, он пошел дальше, к телу Бориса. Остановился, приложил ухо к груди князя.
Борис, то впадая в забытье, то возвращаясь к жизни, теперь был в сознании и страдал от сильной боли. Раны его полыхали огнем, и ему казалось, что раскаленное железо снова и снова вонзается в него.
— Кто ты? — прошептал Борис.
— Посланный от Святополка. За тобой.
— Выполни… что тебе… велено…
Путша, Лешько, Тальц и Еловит не верили ни глазам, ни ушам своим.
— Плохая работа, — сказал варяг, обращаясь к боярам. — Или вы не знаете, где сердце у человека?
— Здесь, — внятно сказал Борис и сумел положить руку на грудь, слева.
Варяг отвел руку князя, вытащил нож и коротким ударом оборвал жизнь Бориса…
И было это 24 июля, в воскресенье, в год тысяча пятнадцатый от Рождества Христова…
10
В 24-й день месяца июля, в тот же час, Глеб, спавший на привале, в тени дуба, неожиданно пробудился.
— Что? — спросил он, озираясь и ничего не понимая.
Ему явственно послышался голос Бориса.
Василько спал, приоткрыв рот. Спали дружинники, и только на взгорке, у пасущейся лошади, стоял дозорный с копьем в руке.
Глеб приподнялся и, прислонившись спиной к могучему стволу, огляделся внимательней. Опушка леса, где они расположились на отдых, была освещена солнцем. Тени от деревьев легли на мягкую траву, на кустарник. С металлическим дребезгом пронеслись, сцепившись, две большие стрекозы. Они упали на землю и в ту же секунду прянули в воздух, одна подле другой.