Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Отвечал прекрасно, получил "весьма". Челпанчик смотрит на меня застенчиво, Дают Платона и застенчиво Спенсера. Отвечаю. Они довольны. Вместо вопросов — разговор на философские темы. С Лопатиным — о Платоне, с Челпанчиком — о Спенсере. Жмут мне руки. Лопатин смотрит с любовью. "Одноглазый" декан смотрит ласково. Назначаю день следующих экзаменов. Лопатин начинает спрашивать о "диссертации". Темой довольны, написанной главой — еще больше. Я пользуюсь моментами и заговариваю о заграничной командировке. И декан, и Лопатин — в один голос: "Отлично! Прекрасно! И поезжайте". Тут же декан сообщает самую приятную весть. Дают не 3000 на два года, а 4000! Чего же лучше! Поездка возможна лишь с января . Осенью я должен прочесть какой-нибудь курс в Университете. Значит Тифлис отпадает! Но об этом потом. Лопатин опять мне жмет руки, изъявляет желание придти на мой реферат о Джемсе (я читаю 26-го) и высказывает мне всякие пожелания [757] . Я бесконечно рад. Лопатина чувствую символически. Как бы получаю благословение от крупнейшего (в настоящее время) представителя философской культуры в России. Возвращаюсь домой, покупаю "провиант" и застаю в своей комнате "журфикс" в полном разгаре. Чистятся апельсины, щелкаются орехи, разливают чай и всеобщее "блаженство". Павлуша тоже весел и мил. В 8.30
757
В то же время выла статья С.Л.Франка "Философия религии В.Джемса". //Русская мысль, 1910, №2.
758
С.А. Алексеев (Аскольдов).
Без конца горячо и нежно целую тебя. Также нежно целую дорогую Катеринку. Христос с Вами! Поцелуй всех наших.
Горячо и нежно обнимаю тебя.
Всем сердцем твой Володя.
171. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [759] <1.03.1910. Москва — Тифлис>
1 марта 1910 г.
Моя милая и прелестная девочка! Душа моя тоскует. Как далеко от меня обе мои девочки,—как хочется быть с ними—оковы мои меня не пускают. Меня, мою вольную душу, привыкшую к поэтическим созерцаниям, взнуздали самым безжалостным образом. Я чувствую удила, мундштук и принужден, повинуясь невидимой руке, скакать туда, куда мне не хочется скакать, ехать туда, куда меня в данный момент вовсе не тянет. Ты представь только: я с утра до вечера перевожу: то до одурения погружаюсь в латынь, то до одурения ухожу в Аристотеля. А все это оттого, что мечтатель! Нужно было все это проделать заблаговременно. А теперь приходится в две недели одолеть 300 стр. латинского и греческого текста. Но я хоть и с ворчанием, хоть и с кряхтением справляюсь. А потом еще предстоит две недели ускоренного перелистывания массы томов для экзамена по логике и психологии. Ну Бог с ними! Эти дни я "одиночествую". Мрачно одолеваю классиков (и все-таки восхищаюсь ими, несмотря на то, что приходится есть насильно), не выхожу, размышляю о некоторых критических сторонах моей жизни (например, финансовой!) и вообще настроен торжественно. Чувствую себя слегка простуженным и болит голова. Все это пустяки. Если бы я мог подозвать к себе свою девочку, попросить ее забраться к себе на колени и поцеловать ее глаза, и у меня сразу бы всякие "настроения" прошли, и я моментально бы забыл о всех прелестях стиля Сенеки и о всех темнотах и глубинах Аристотеля. И даже от одного мысленного представления этого я прихожу в себя. Познай же свое могущество, моя волшебница. и позволь тебе почтительно поцеловать ручки.
759
Архив Эрна, частное собрание; публикуется по автографу.
Я очень опасаюсь за спокойное течение вашей жизни. Ведь эти известия о взрывах, вспышках и неудовольствиях мамы меня удручают и я чувствую (еще бы на таком расстоянии!), что ничего не могу предпринять. Умоляю тебя — сделаться еще более кроткой, чем ты есть и со своей стороны постараться быть действительно на высоте и не подавать никаких поводов. Когда будешь писать, пиши мне о ваших. Я очень интересуюсь знать, что с ними, но не имею от них ничего. Очень жду известия о Катеринке: как для нее прошел твой героический день. Пожалуйста пришли мне еще один экземпляр тех моих последних снимков, где есть Ириночка. Надя смотрела на них с таким чувством и с таким желанием иметь, что я не мог их ей не отдать. Только пришли скорее. Сегодня второй день не было твоего письма. И я каждый день утром читаю твое последнее письмо, как будто бы заново его получив. И читаю всегда с новым удовольствием, потому что "стиль" твой мне бесконечно нравится, и достаточно нескольких твоих выразительных строк, чтобы мне было ясно все. Еще раз по этому поводу горячо целую твои руки. Я забыл тебе написать, что на моем реферате была племянница <нрзб> с матерью. Я только не поздоровася с ними потому что был "окружен". Был и <нрзб>. Он справлялся участливо обо всех, просил тебе кланяться и между прочим сказал, что Наташа Л. на днях была в "клиниках" — ходила что-то "осматривать". Говорит, что вид у нее хороший.
Позволь, моя девочка, подойти к твоей кровати, горячо и нежно тебя обнять и перекрестить тебя на сон грядущий. От тебя совсем близко лежит Катеринка и тихо дышит. Я с такой любовью вспоминаю, как ночью с умилением слушал ее сопение. Только бы малютка была здорова. Христос с тобой и с ней! Горячо-горячо поцелуй всех наших. Привет няне. Ты ничего не пишешь о папе, о Бобе и Марусе.
Нежно-нежно целую Катеринке ручки и ножки, а тебе — глаза, ручки и ножки.
Всем сердцем твой Володя.
О моем возможном отказе от Т<ифлисских> Женских Курсов пока никому не говори.
172. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [760] <5.03.1910. Москва — Тифлис>
5 марта 1910 г. Москва
Моя милая, прелестная и обворожительная Женюра! Я так боюсь твоего наказания, что сейчас же беру двумя строчками выше и на чинаю письмо не с "половины" страницы. Больше белого места я оставлял, впрочем, без всяких задних мыслей, а из одной лишь чистосердечной "эстетики". Но если твоя эстетика против моей эстетики протестует, я смиряюсь, целую твои ручки и уступаю. Вчера утром было ровно 5 дней, как я не получал от тебя писем, и это заставило меня волноваться. Когда с некоторым опозданием (против обычного часа) пришло твое, самое маленькое из всех тобой за последнее время написанных писем — я проглотил с такой жадностью и главное с таким наголодавшимся чувством, что алкание мое не утолилось. Но когда я в мрачном лежании на постели прочел 15 страниц Аристотеля, я почувствовал, что жажда моя прошла и, прочитав еще раз твое беглое послание, я уже остался вполне удовлетворенным. Непонятна душа человеческая! Когда в "удовлетворительном" состоянии духа я начал анализировать, что, как и почему, я открыл приятную дя себя вещь. Тве письмо было помечено 23-м, а посано 27-го. Значит, виноват почтальон! Три дня задержки, вызвавших во мне столько беспокойств, и это дело "Генерального штаба"! Значит, следующее письмо должно быть тобою написано не позже 27-го, то есть я получу его завтра! Ура! Когда сегодня утром мне было действительно подано твое письмо — в моей душе уже был апрель. А когда я его бережно распечатал и стал вдыхать в себя все шего прелести — мое сердце затрепетало в майском восторге и я готов был начать танцевать. Я тысячу раз целую твои ручки и
760
Архив Эрна, частное собрание; публикуется по автографу.
Позавчера у М.К. (которую, кстати, в ночь перед нашим приходом обворовали какие-то мазурики на 3000 р. — выломали дверь и унесли из буфета все серебро), мы (Сергей Николаевич, Григорий Алексеевич и я) почти окончательно порешили насчет книгоиздательства. В четверг будет деловое собрание. Это значит, я на лето добуду работы рублей на 1000 ! Тогда осень можно будет провести порядочно. То есть во всяком случае не умереть. Ах как это было бы хорошо! Т.е. не умереть, а достать работы.
Горячо-горячо и нежно целую обеих моих дорогих девочек. Горячий привет всем нашим.
Христос с тобой и Ириночкой.
Всем сердцем твой Володя.
173. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [761] <16.03.1910. Москва — Тифлис>
16 марта 1910 г.
<…> Прежде всего прости, что я уже второй раз пишу тебе через два дня. Это вызвано тем, что эти дни я был особенно занят. К Логике и Психологии приходится готовиться больше, чем к другим экзаменам, а готовиться мне уже страсть как надоело и мне нужно делать много усилий, чтобы одолевать сотни страниц в день. <…>
761
Архив Эрна, частное собрание; публикуется по автографу.
Кроме занятий у меня много времени брал Вячеслав [762] . От Бердяевых тогда я пришел в третьем часу. Значит другой день пришлось почти не работать, а отлеживаться. Вчера Вяч. Иванов читал у Морозовой доклад. "Красота и христианство в связи с поэзией Новалиса". Это было не то чтоб и собрание Общества, хотя публика была вся наша. Нечего говорить, что Вяч. Иванов был неотразим. Мне было ужасно дорого и важно, что намеками он подтверждает почти все мои мысли о Мировой Душе. Из Новалиса он перевел ужасно много стихов, перевел мастерски и читал их почти все — это было великолепно. После доклада был небольшой обмен мнений. Борис Николаевич очень тонко и вдохновенно привел в параллель Новалису поэзию Вл. Соловьева и читал много его стихов. Это было приятно. Брюсов после нескольких теплых слов облил холодом и Новалиса и Вяч. Иванова. Но атмосфера в общем была настолько тепла и хороша, что холод Брюсова пропал — растаял. Я сказал несколько слов по поводу двух великолепных мыслей Вяч. Иванова. Он меня очень благодарил и сказал, что согласие со мной ему ценно и дорого. Очень задушевно спрашивал Вяч. Ивановича о Мировой Душе С<ергей> Н<иколаевич>. В.И. всем отвечал хорошо и вобщем все собрание было очень своеобразно. Правда, князь скучал. Правда, Таня нашла, что переводы В.И. несовершенны по форме. Правда, Лопатин убежал в первый же перерыв. Но это все необходимые мелочи.<…>
762
Вячеслав Иванов.
Возвращался я с С.Н. на извозчике. — Его отношение к В.И. меня пленяет и радует. Он почувствовал силу и значительность В.И. и с великой готовностью душевно его признал. Я был ужасно удивлен, когда после заседания ко мне подошел Эллис и отведя меня в сторону, очень серьезно сказал, что он раньше меня не понимал, что он был далек от христианства, но через Лик Мадонны стал к нему подходить, и сегодняшние мои слова о сфинксе, о Логосе очень его затронули и очень ему дороги.
Евгения Казимировна Герцык приглашает меня сегодня на обед с Вяч. Ив<ановичем> Но Господи! Когда же я пойду? Мне еще нужно проконспектировать 50 стр. Логики Щундт’а!
174. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн<20.03.1910. Москва — Тифлис>
20 марта 1910 г.
<…> Я ужасно занят. Я многим взволнован. Я прислушиваюсь к новым смутным чувствам <…> Вчера после защитника я отправился к Бердяевым. Там застал Вячеслава, Бориса Николаевича, Герцык, Эллиса, каких-то дам и Надю. Надя была у Бердяевых без меня, потянулась к Лидии Юдифовне и приручилась. Они вчера пригласили ее уже на "многолюдство".
У Бердяевых очень мило. "Ни" [763] сияет. "Зюзючка" [764] добродушно ехидничает. "Ли" [765] добра и уютна. Эллис ругает Пушкина. Вячеслав секретничает по очереди со всеми в соседней комнате, затворив двери. Евгения Казимировна [766] молчаливо внимает. Так до 12 часов. В 12 часов двери растворяются и начинается "действие". Появляются бутерброды, вино, апельсины и выпускается Эллис. Вячеслав из вежливости находит что-то в его стихах и затем начинает читать сам. Конечно, он прекрасен и великолепен. Кое-что он читает уже из прочитанного в прошлый раз, но втором чтении его стихи звучат еще, еще многосмысленней. За Вячеславом — Борис Николаевич читает опять "Симфонии", стихотворение, посвященное Сидорову и кое-что из "Философической грусти". Электричество гаснет, и при свечах в полутьме Эллис великолепно пародирует Брюсова. Имитация до чертиков схожа. Я смотрю на часы: Боже мой, уже два!
763
Н.А.Бердяев.
764
Е.Ю. Рапп.
765
Л.Ю.Рапп
766
Е.К.Герцык.