Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Ты думаешь, это все? Сегодня, вставши к 12, я был посещен Ольгушей. Пришла просить прощения. Пришла сказать, что относилась ко мне скверно и больше не хочет так относиться. Господи, я ничего против нее не имею. Я очень хочу отношений простых и ясных. Будем друзьями. Я очень хочу этого. Пью чай, ложусь на постель и погружаюсь в английского Джемса <…>.
Приходит Вася, говорит о "деле" (он ужасно заботится обо мне), и только что кончили, — приходит Вячеслав. Вася быстро уходит, и мы с Вячеславом проводим два очень полных, очень глубоких часа. <…> После долгих расспрашиваний о тебе, о нас, обо мне, о моих литературных занятиях, В.И. много и очень откровенно говорил о себе. Между прочим, он сам стал говорить мне о Минцловой [767] . Он говорит, что ему хочется о ней свидетельствовать, что, если он стал светлее и лучше, это в значительной степени благодаря ей. Что он прекрасно видит ее недостатки: примитивность натуры, сварливость, зависть, наклонность даже к обману — но из нее моментами истекают на него "реки света", что она, будучи мало умной, страшно много мистически знает. Он спрашивал, как я к этому отношусь. Я сказал, что чувствую в ней враждебную силу и совершенно ее не приемлю. Его же рост в добре мне понятен без Минцловой. Смерть Лидии Дмитриевны [768] , его скорбь и борения — вот источники просветления . На это он мне сказал две очень важные вещи: в его мистическом чувствовании Лидии Дмитриевны после шее смерти — Минцлова не играет никакой роли. Это не через нее и без нее. Кроме того, он признался, что Вера, которая вполне разделяет его мистическую жизнь и живет памятью матери, — Минцловой не приемлет. Вера при своей прямоте в решительные мистические минуты говорила Минцловой, что не верит ей, не чувствует доверия к ееш личности. А Лидия Дмитриевна уже в предсмертном борении сказала про Веру Вячеславу: "Вера — Диотима" [769] . Из тона, которым говорил Вячеслав в конце, я чувствовал, что от Минцловой он не только освободился в смысле
767
См. о ней в примеч. к п. Минцловой — Вяч. Иванову от 9.10.1909 в наст. изд.
768
Л.Д.Зиновьева(Аннибал) умерла в 1907 г. от скарлатины, заразившись от крестьянского мальчика, которого она выхаживала.
769
Жрица в диалоге Платона "Пир", которая сообщает Сократу эзотерическое учение о взаимосвязи духовной любви с познанием (См.: Платон. Собр. соч., т. 2, М., 1970). Домашнее прозвище Л.Д.Зиновьевой-Аннибал. Перед своей скоропостижной смертью в 1907 г. она передает это имя своей дочери от первого брака Вере Константиновне Шварсалон, которая через некоторое время становится женой Вяч.Иванова.
770
Издательство "Скорпион".
771
Вячеслав Иванов. По звездам. СПб, 1909. Сборник статей 1904 — 09 гг.
Я непременно хочу, чтоб Иринка была похожа на тебя. А на меня — не хочу. Я себя не люблю <…>
175. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <28.03.1910. Москва — Тифлис>
28 марта 1910 г.
<…> Представь, вчера я узнал новое, неожиданное о своих "лаврах". После защитника я пошел к Бердяевым (Л<идия> Ю<дифовна> хотела поговорить со мной о Наде) и там мне рассказали, что после моего ухода Челпанчик (это было вечером в день экзамена, когда мы встретились с ним у Бердяевых) пропел мне целый панегирик. После экзамена они говорили с Лопатиным обо мне и сошлись в удивлении перед той легкостью, с которой я держал экзамен. Они были поражены, как я в короткий срок успел не только ознакомиться с нужным материалом, но и самостоятельно к нему отнестись, обо всем иметь свое сбственное мнение. Челпанчик находит, что из всех экзаменовавшихся за последние годы я сдал экзамен наиболее "блестяще". Мало того, они сЛопатиным решили, что вот теперь у них найден "заместитель" и они спокойно свои кафедры могут оставить мне. Со стороны Челпанчика это слышать почетно, потому что он меня оовсем не знает и судит лишь по экзаменам, а со стороны Лопатина такое мнение обо мне для меня сущий бальзам. Пишу тебе об этом подробно, дословно, как слышал, потому что знаю, что и для тебя это будет "бальзам". Если тебе захочется, ты можешь сообщить в общихчертах вышеизложенное "нашим" и "Вашим". Для Ваших это будет отчасти тоже "бальзам", и в наших отношениях сыграет, быть может, роль некоего "елея". <…>
Все эти дни я много двигался и ходил. Почти целый день потратил на разыскание в Шеровском сарае книг, брошюр, статей, журналов, нужных для "дела" <…> На Благовещение зашел к Шерам — Вере Вас<ильевне>. С величайшим удовольствием пообедал. У них как раз был суп из курицы, а затем веиколепный чай с сластями. Я так давно уже не "обедал" (с самого Тифлиса!), что обед пережил "эстетически". <…> Очень заботливо относятся ко мне Бердяевы. Даже слишком — незаслуженно.
<…> Ник<олай> Ал<ександрович> с милой улыбкой мне говорил несколько раз: "Вы имеете успех у женщин!" Да-с, моя дорогая Женюра, не только у старых дев, а у прекрасных обворожительных созданий, перед которыми млеет сам Челпанчик! <…>
176. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <31.03.1910. Москва — Тифлис>
21 марта 1910 г.
<…> "Найду ли краски и слова?" Громадность событий превышает силу моего бойкого пера <…> Но к делу. Меня торжественно оправдали. Не сказали, как Сашеньке [772] , что я "заслужил благодарность народов" — но все же сняли позор с моего славного имени и бремя с моих не менее славных почек. Еще за неделю Сытин и Тесленко [773] хотели меня "топить". "Мой" испугался и стал было от защиты отказываться. Тогда я просил его передать г-ну Тесленко, что я их совершенно не боюсь, ибо буду говорить последним, ибо на моей стороне факты, ибо на моей стороне документы, ибо я спорщик и диалектик известный. Наконец, один я не пойду, а потяну за собой и Сытина. Робкая душа Тесленки струсила, и он немедленно запросил свидания с С<ергеем> Н<иколаевичем> На свидании был очаровательно вежлив и говорил "наши интересы общие" <…>
772
Александр Ельчанинов.
773
Тесленко Николай Васильевич (1870- ?) присяжный поверенный, член ЦК партии Народной свободы, депутат Второй и Третьей Государственной Думы. Адвокат В.Свенцицкого и И.Сытина по делу об издании нескольких брошюр в серии "Религиозно-общественная библиотека".
Томили вчера невероятно долго. Передо мной слушались два дела, и наше разбирательство началось в 3 часа. Председателствовал Разумовский — очень привлекательной наружности. Тонкие породистые черты лица, вежливый, внимательный, с красивыми движениями. Я как посмотрел на него, сразу почувствовал, что на год не посадят. Первым свидетелем допросили Булгакова. Он был невероятно хорош. Его искренность заставила всех судей слушать его с глубоким вниманием. Затем все шло очень гладко. Начал говорить "он". К концу его речи я почувствовал себя "канонизированным". В силу своего адвокатского красноречия "он" выставил меня замечательным творцом совершенно загробнойфилософии, столь загробной, столь потусторонней, что в моих глазах все земное "испаряется как дым". Я почувствовал себя не только канонизированным, но и заживо похороненным. Очевидно за эти погребальные услуги я и должен буду заплатить ему 50 рублей! Защитник Сытина Варшавский был не менее красноречив. Он выставил Сытина министром громадного дела, многомиллионного предприятия, — великим служителем на ниве народного просвещения и в конце речи патетически заговорил о "венце" на седую голову 59-летнего старика. Эта глорификация тронула даже бывалого Сытина и он…прослезился. Сашенька (этот "божественный и святой человек", по выражению Сытина) уверяет, что собственными глазами видел сытинскую слезу. Затем выступил "сам", т.е. Тесленко (сколько тысяч он получит с Сытина?), и разобрав брошюру Свенцицкого, аттестовал ее автора как в высшей степени печального, религиозного и симпатически мечтательного молодого человека. Прокурор был совершенно ошеломлен количеством святости и добродетелей в подсудимых, потерял дар слова, и вместо перлов красноречия, вместо грозной обвинительной речи — сказал два слова: обвинение все же я поддерживаю. Суд удалился на совещание и через четверть часа Разумовский своим приятным голосом прочел оправдательный приговор. Меня очень "почтили". На суде просидели: Вера Вас<ильевна>, Вераша, Митя, Евг. Николаевна, Вася (который одолжил мне свой великолепный сюртук). Бердяевых, Надю, Ольгушу я еле отговорил приходить. Неожиданно для меня пришел Гершензон. Накануне вечером на скучнейшем заседании с Астровым, с меня взяли слово сообщить немедленно об исходе дела князь и "Маргоша". Князь волновался и телефонил всем, кому мог, чтобы подействовать на суд. Лопатин опять очень жал руки и желал горячо благополучного исхода. С<ергей> Н<иколаевич>, видя все это, тронулся и сказал: "как приятно, что эти холодные люди так горячо отозвались!" <…> Сегодня получил очень теплые телеграммы от Бердяевых и от Ваших. Очевидно писал Карлюка. Очень высокоторжественный стиль. Кончается телеграмма пожеланием "новой жизненной эры" <…>
177. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <2.04.1910. Москва — Тифлис>
2 апреля 1910 г.
<…> Я только что встал, напился чаю и намерен посвятить сегодняшний день долце фарниенте [774] . К сожалению, у меня чуть-чуть побаливает голова и фарниенте не обещает быть долце. Впрочем и фарниенте довольно относительное, ибо, во-первых, в четыре часа у меня свидание с М<аргаритой> К<ирилловной> в "Моск<овском> Ежен<едельнике>", во-вторых, целый ряд писем: нужно написать Вашим, Гехтману, Волжскому, Аскольдовым. <…> На суде был и Саша. Он бы неотразим в своем форменном сюртуке [775] . На злые вопросы прокурора он отвечал с столь очаровательной улыбкой, полной христианского милосердия и невинности, что даже прокурор перестал сердиться. Саша уехал вчера. Мы с ним виделись несколько раз, и я счастлив, что раны в наших отношениях окончательно затянулись. Мне даже было положительно приятно видеться с ним. Все плохие чувства исчези совсем. После суда с Сашенькой мы отправились к "крокодильше" [776] . Она оказывается так волновалась, что у ней, как у Степана Трофимовича [777] , было что-то вроде холерины. У ней есть прекрасный дар радоваться за других. Если Булгаков волновася бесконечно больше меня, то Надя бесконечно больше меня обрадоваась моему оправданию. С апельсинами в руках я возлег отдыхать, а Саша с Надей стали нежно ворковать… на тему о том, какие костюмы носили в средние века. По поручению Тани, Надя одевает куклу для какой-то благотворительной лотереи. Саша обнаружил величайшие познания в истории женской моды <…>
774
сладкое безделье (итал.)
775
Речь
776
Богатурова Н.
777
Степан Трофимович Верховенский, персонаж романа Достоевского "Бесы".
178. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <3.04.1910. Москва — Тифлис>
3 апреля 1910 г.
<…> Глухо доносятся вести. Глухо ложатся на сердце, а сердце мое полно каких-то страшных переживаний, тоже глухих и тайных. Но, Боже, разве душа моя не трудна для меня самого? Психика моя стала беспокойнее. Последние дни мне не хочется сидеть дома, и я все шатаюсь. Но это все пустяки. Вчера я ходил в Университет и подал прошение в факультет о вступительных лекциях. Мне было страшно. Душа моя мятется. А внешние рамки жизни, кажется, определяются,—кажется почва под ногами становится действительно твердой и прочной. Во всяком случае в конце апреля и в начале мая читаю две лекции. Факультет возбуждает ходатайство о заграничной поездке. С осени я должен буду читать какой-нибудь курс в Университете или по крайней мере поведу практические занятия хоть один час в неделю. Это уже определенно. Вероятно к весне поездка определится. Все это хорошо. Все это так соответствует моим планам. Декан ко мне форменно благоволит. Лопатин не только благоволит, но и всем рассказывает о моих "дарованиях" и о моем необыкновенном экзамене. Я уже слышал об этом из разных концов. А душа моя все же тоскует и тоскует. Позавчера виделся с М<аргаритой> К<ирилловной>. Говорили о шрифтах, о форматах, о бумаге и все для издательства. Затем, кончив об этом, помянули Лидию Дмитриевну и поговорили о Белом, Иванове, теософии, "розенкрейцерах-мусагетчиках". М<аргарита> К<ирилловна> несомненно выигрывает при ближайшем знакомстве. Мне кажется, я начинаю уже нащупывать в ней душу. Во всяком случае, теперь разговаривать с ней мне бывает приятно. А раньше приятности я, правду сказать, не ощущал.
179. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <6.04.1910. Москва — Тифлис>
6 апреля 1910 г.
<…> Я опять в спокойном состоянии, только вот что-то болит голова. Я тебе поэтому буду мирно рассказывать всякую всячину <…> Я уже давно собирался ехать в Посад и решил ехать в воскресенье, то есть позавчера <…> Полоса трагических переживаний у Павлуши, если не кончилась, то во всяком случае кончается [778] . У них мирно и благорастворенно. С Павлушей (его Васеньки не было) мы вечер провели очень хорошо. Он остригся, опять стал прежним Павлушей, простым и естественным, — мне дорогим. У него масса работы, еще больше замыслов все более грандиозных и интересных. Беседа с ним меня освежает. Вспоминается далекое и милое общение с ним "на заре туманной юности", когда мы глухо сталкивались и влеклись друг к другу еще "себя не познавшие" [779] .<…>
778
Речь идет о глубоком душевном кризисе, который переживал П.Флоренский в связи с необходимостью сделать выбор перед посвящением в сан священника: жениться или принять монашество.
779
Ср. воспоминания П.А.Флоренского об этом же периоде, вошедшие в текст написанного им по случаю смерти друга некролога : "<…> мы с тобой учились вместе со второго класса гимназии, часто бывали друг у друга, прожили в одной комнате университетские годы, в дальнейшем часто виделись и гостили друг у друга; вместе увлекались мы многим, самым дорогим для нас, вместе воспламенялись теми мечтами, из которых потом выкристализовались наши позднейшие жизненные убеждения. Вероятно, немного есть мыслей, которые не прошли через совместное обсуждение. Наша общая мысль была насыщена и философскими интересами и горячими чувствами близости; мы прожили нашу дружбу не вяло — и восторгаясь и ссорясь порою от перенапряжения юношеских мыслей. Мы вместе бродили по лесам и по скалам, по скалам преимущественно, вместе читали Платона на горных прогалинах и на разогретых солнцем каменных уступах. Вместе же ценили благородный пафос кн. С.Н.Трубецкого и острую критичность Л.М.Лопатина, подсмеивались над лженаучными притязаниями важных наших философских сотоварищей. И мы взаимно наблюдали, часто не говоря о том, тайные надломы в недрах души друг друга и оба скорбели в бессилии помочь, и оба уповали на иные силы помощи, силы Вечности.
Удивительно ли, милый друг, что у меня нет решимости из сплошной картины воспоминаний, из этих сплетающихся в одно целое впечатлений солнечного зноя, горячих скал, серых, грязно-зеленоватых и ржаво-красных лишаев, глубоких синих далей, тонкой резьбы полуразрушенных храмов, выжженных полей, карабкающихся где-нибудь по кручам коз, темной синевы небе, сухого ковыля, летящего в горячем ветре, воздуха, окутывающего строгим благовонием богородичной травки, горной полыни и мяты, иммортелей и других горьких трав, и, наконец, потоков слепящего света — удивительно ли, сли из всех этих впечатлений, сплетшихся с впечатлениями от тебя в неразрывное целое, я не нахожу в себе решимости вырвать отдельные случаи. Не от недостатка, а от избытка, не решаюсь и не буду пробовать."П.А.Флоренский. Памяти Эрна. Машинописный сборник. М.1917. Архив Эрна, частное собрание.
Представь! Приехали в Москву в 730 вечера. Вдруг вспоминаю, что в 8 часов заседание "кн<игоиздатель>ства". прямо с вокзала попадаю в самое блестящее общество. "Князь" [780] горячо поздравляет меня, Бердяев, только что вернувшийся из Петербурга, заключает в свои объятия и мы сочно целуемся. Он поздравляет, я благодарю. Он разворачивает пакет и преподносит мне "гостинец" от Вячеслава! Сборник "По звездам" с надписью "Влад. Фран. Эрну поцелуй любви от его Вячеслава". Заседаем, решаем дела; я с удовольствием смотрю на М<аргариту> К<ирилловну>, в которой ощутил хорошую, правдивую, тонкую душу: она мне стала положительно нравиться. Все вчера "блестели". С<ергей> Н<иколаевич> — остроумием, "князь" благодушием, М>ргарита> К<ирилловна> своей былой красотой, Н<иколай> А<лександрович> — петербургскими впечатлениями, а мы с дядей Гришей [781] "по естеству". Много смеялись, острили, порешили много вопросов и разошлись в самом веселом настроении. Бердяев проводил меня до дому, и мы, смотря на звезды, обсуждали "мировые вопросы". Он вдохновенно говорил об "опасностях" и сложности современного положения <…>
780
Употребление кавычек при слове "князь" объясняется, видимо, тем, что демократически-эгалитаристское сознание Эрна внутренне противилось аристократическим титулам.
781
Г.А.Рачинский
180. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <7.04.1910. Москва — Тифлис>
7 апреля 1910 г.
<…> Вчера усталый, с головной болью я пошел к Бердяевым. Нельзя было не пойти. Это была последняя вечеринка у них. А на днях они уезжают <…> Н<иколай> А<лександрович> сделал нечто вроде философского смотра. Пригласил Степпуна [782] , Ильина [783] (у него супруга сущий Гуссерль [784] , хотя не без симпатичности). Ильин очень талантливый человек, но не творческий, самолюбив и с полдюжиной бесенят. Хвостики так и мелькают в глазах. Улыбка с сарказом. Все это, молодость и талант, привлекают [785] . Степпун — это пустая бочка от пива. Гудит, гудит — все бесплодно. Топорщится, раздувается — как бы не лопнул! Н<иколай> А<лександрович> обворожителен. Он так чудно "сплетничал" после ухода философов, что Надя [786] в него влюбилась и мечтает преподнести ему цветы. Несмотря на присутствие холодных философов вчера была масса самых нежных чувств. Посредине пустынно-абстрактных разговоров расцветали самые нежные цветы. "Зюзючка" мне объяснялась в любви (она прелестнейшее, любопытнейшее и невиннейшее существо) <…>
782
Степпун Федор Августович (после 1914 г. — Степун) (1884—1965) — философ, историк, культуролог, получил философское образование в Гейдельберге. Защитил докторскую диссертацию "Владимир Соловьев". Вернувшись в 1910 г. в Россию, становится одним из организаторов издания на русском языке международного ежегодника по философии культуры "Логос", участник собраний МРФО и ПРФО.
783
Ильин Иван Александрович (1882—1954) — философ, исследователь Гегеля, в 1910—12 гг. находился в научной командировке в университетах Германии и Франции.
784
Гуссерль Эдмунд (1859—1938) — немецкий философ, основатель феноменологии.
785
Ср. воспоминания Лидии Вячеславовны Ивановой: "Были люди, которые ненавидели Вячеслава без всякого видимомго повода. Это особенно видно было на примере философа Ильина. Однажды я была этим потрясена. Мы уходили из квартиры друзей у которых провели вечер. В передней одевались шубы, ботики,хозяева провожали. Откуда ни возьмись появился Ильин и начал вопить что-то совершенно непонятное в сторону Вячеслава. Казалось, что у него на губах была пена, он весь извивался, как в конвульсиях. Друзья его окружили, спровадили на лестницу и куда-то увели. Никакой внешней причины для этой ненависти не было." Л.В.Иванова приводит воспоминания Андрея Белого о том жеэпизоде: "<…> молодой, одержимый, бледный, как скелет. Иван Александрович Ильин, гегельянец, <…> возненавидел меня с первой встречи: ни за что ни про что; <…> по-моему, он страдал затаенной душевной болезнью задолго до явных вспыек ее; <…> у него были острые увлеченья людьми; и ничем не мотивированные антипатии; ему место было в психиатрической клинике, а вовсе не за зеленым столом. Рассказывали: в многолюдном обществе он, почувствовав ненависть к Вячеславу Иванову, стал за спину его и передразнивал его жесты, что в державшемся подтянуто гегельянце уже выглядело бредом с укусом уха Николаем Ставрогиным".Белый Андрей.Между двух революций, с. 312. Цит. по:Иванова Лидия.Воспоминания. Книга об отце. Подготовка текста и комментарийДжона Мальмстеда. Париж, Атченеумш, 1990, с. 63.
786
Богатурова Н.С.