Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
Шрифт:
Группа варваров слева от царя что-то закричала; они показывали на запад и говорили на своем гортанном языке. Акмен-хотеп отошел от коня Пак-амна и всмотрелся в ту сторону.
Сначала ему почудилось, что равнина колышется медленными волнами, подобными тем, что лениво лижут берега реки, но потом глаза царя привыкли к темноте, и он начал различать круглые опущенные головы и поникшие, покрытые лохмотьями плечи, темные под серебристым светом Неру. Толпа неуклюжих существ молча, шаркая и хромая, направлялась к лагерю. Одни размахивали топорами и копьями, другие тянулись к далекой еще добыче голыми окровавленными руками. Жуткая орда находилась меньше чем в миле от лагеря, двигаясь медленно и неумолимо.
Люди из городских полков тоже увидели приближающуюся нежить. Некоторые неуверенно окликали их, решив, что это родня пришла заплатить за них выкуп.
Через несколько минут начнется кровавая бойня, и паника распространится по лагерю, как ветер пустыни. Если у них есть хоть один шанс избежать этого, действовать нужно быстро. С тяжелым сердцем царь повернулся к Пак-амну.
— Иди поднимай своих всадников, — приказал он. — Будете нашим арьергардом. Попробуем уйти.
Пак-амн посмотрел на царя долгим взглядом — его темные глаза скрывала тень. Потом коротко кивнул, пришпорил коня и пустил его в галоп. Царь дождался, пока Мастер Коня скроется в лагере, и начал отдавать приказы телохранителям.
— Немедленно поднимайте командиров, — велел он. — Скажите, чтобы собрали свои отряды и забрали все, что смогут унести. Выступаем через пятнадцать минут.
Ушебти поклонились и помчались в темноту. Акмен-хотеп осмотрелся и увидел, что наемники уже исчезли и сломя голову бегут на юг. Воины Бел-Алияда беспорядочной толпой направлялись на запад, окликая тех, кого узнали в приближающейся орде.
Сгорая со стыда, Акмен-хотеп вознес короткую молитву Усириану, прося, чтобы их души легко нашли свой путь в загробной жизни, повернулся и побежал в центр лагеря.
Ходячие мертвецы Бел-Алияда трудились очень методично. Спотыкаясь, они шли за своими пронзительно вопившими соплеменниками, валили их на землю, пронзали копьями или рвали зубами и когтями. Воины городских полков убегали во все стороны, но они слишком устали после целого дня сражений, а при виде окровавленных чудовищ, бывших когда-то их женами и детьми, замирали, скованные ужасом. Некоторые пытались вступать в бой, хватали камни и палки, швыряли их в надвигающуюся толпу безжалостных мертвецов, но все напрасно. Кто-то пробовал укрыться за валунами или закопаться в песок, но неуклюжие пальцы впивались им в глотки. Кто-то молил о милосердии, взывая к тем, кого когда-то знал по имени, но всякий раз результат был один и тот же. Человек умирал медленно и страшно, а через несколько минут поднимался и присоединялся к орде кадавров.
Когда от городских полков не осталось ни одного человека, армия нежити начала прочесывать тьму в поисках бледнокожих северян. Громадные варвары сражались, осыпали нежить дикими ругательствами, взывали к своим грубым богам, крушили черепа и дробили кости до последнего мгновения, даже когда холодные сухие зубы уже впивались им в глотки. Несмотря на сопротивление, нежить уничтожила их всех.
Последними умерли гордые правители города. Они выбрались из опустевшего лагеря Бронзового Войска и увидели свой народ, ждущий их на разоренной равнине. Медленно, благоговейно мертвецы Бел-Алияда окружили своих князей и разорвали их на части. Сухедира аль-Казема живьем сожрали три его дочери, и он, охваченный немым ужасом, до последнего смотрел, как они впиваются пальцами в его живот и вытаскивают оттуда кишки.
Все это время Бронзовое Войско Ка-Сабара все дальше и дальше уходило в пустыню, взяв с собой только то, что измученные солдаты могли унести за плечами. Они шли молча, бросая испуганные взгляды назад, на свои покинутые палатки, и думали лишь об одном — когда первые своры ходячих трупов нападут на их след и начнут охоту.
Сидя на своем разлагающемся коне на вершине песчаного бархана, Архан Черный смотрел, как Бронзовое Войско отступает в беспощадную пустыню, и усмехался. На какой-то миг, как раз перед тем, как городские мертвецы добрались до лагеря, он испугался, что Акмен-хотеп откажется отступить и ввяжется в бой, а это нарушило бы планы его хозяина.
К счастью, обреченный царь сам решил войти в западню.
Бессмертный терпеливо дождался, пока последний вражеский воин не исчезнет за пологими песчаными холмами, и направил своего коня вперед. Тот зашагал, скрипя кожей и гремя костями. Следом в угасающем лунном свете тронулся отряд всадников-скелетов, и только конская упряжь глухо побрякивала, нарушая тишину.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Замурованный в камне
Кхемри, Живой Город, 45 год Птра Сияющего
(—1959 год по имперскому летосчислению)
Истошные вопли перепуганных жертв резко контрастировали с речитативом, эхом отдававшемся в большом тронном зале в глубине Великой пирамиды. Нагаш стоял в тщательно очерченном ритуальном круге недалеко от того места, где неполных двадцати четыре часа назад нашла свою страшную смерть ведьма варваров Друтейра. Кефру неистово трудился, чтобы избавиться от трупов, а потом выбрал на полу место, где можно начертить ритуальный круг. Только осколки каменной головы Асаф и останки под ней напоминали о магической дуэли, состоявшейся тут прошлой ночью.
В жаровнях ярко пылал огонь, над собравшимися аристократами висели клубы благовоний. Присутствовали все сорок соратников Нагаша, две группы по двадцать. Два десятка людей стояли по периметру магического круга и тоже читали заклинания, остальные внимательно следили за будущими жертвами. Большая их часть была рабами, купленными на невольничьем рынке в порту в этот самый день. Остальные — пьяницы и игроки, которым не повезло; они оказались не в том месте не в то время, а мимо как раз проходил кто-нибудь из людей Нагаша. Одурманенные вином, корнем черного лотоса или запахом курившихся благовоний, оказывавшим слабое наркотическое воздействие, они тем не менее сознавали, какая ужасная судьба их ожидает. Нагаш проводил обряд. Его мощный голос усиливался до крещендо, когда схваченная им жертва начинала гореть. Он выпивал их души и вплетал энергию в заклинание, начатое несколько часов назад, — оно подпитывало проклятие чумы, по-прежнему бушевавшей в Кхемри. Тело некроманта под ритуальной мантией было забинтовано от талии до плеч, на щеках виднелись ожоги, оставленные колдовством друкая. Руки, особенно та, которую распорола Друтейра, страшно болели. Нагаш едва мог ими шевелить, уж не говоря о том, чтобы удерживать вырывающихся рабов и вытягивать из них душу. Его радовали только воспоминания о победе над бывшими наставниками и мысль о том, что корона, которой он так долго добивался, уже почти на его голове. Еще неделя, может быть, две, и он будет готов к решающему шагу.
Жертва ослабла, крики перешли в едва слышный скулеж, и тело вспыхнуло шипящим зеленым пламенем. Нагаш почувствовал, как колдовское пламя лизнуло ему руки, и ликующе запрокинул голову — его пронзили жизненные силы этого юноши. Некромант ощутил головокружительный прилив юности и снова подумал, нет ли способа превратить эту энергию в свою.
Нагаш едва почувствовал, как тело раба превратилось в пепел, добавил украденную жизнь к ткани своего проклятия, завершил Заклинание Жатвы и слегка пошатнулся, опьяненный таким количеством силы. По его подсчетам, они уже успели принести в жертву половину ночной добычи.