World of Warcraft. Ночь Дракона
Шрифт:
Не проявляя ни малейших тревог, его спутница двинулась вниз, к полу пещеры.
– Слой мьятиса предохранит его. Мьятис предохраняет все, что им смазано, сколько бы времени ни прошло.
Осознав весь немалый возраст, всю ценность этого яйца для их трудов, Зендарин был изумлен до глубины души. Действительно, не будь это яйцо сохранено при помощи темных искусств, им и надеяться было бы не на что.
В который раз он, проживший столько сотен лет, столького в жизни достигший, дивился ее познаниям!
Вниз он спустился как раз в тот момент, когда скардины уложили яйцо на каменный
– Потерпи, потерпи, – проворковала она, будто урезонивая младенца.
Избавившись от тяжкой ноши, скардины отступили прочь. Увенчанный прямоугольной, в угольно-черных прожилках плитой из гранита, покоящейся на округлом основании из точно такого же камня, помост очень напоминал алтарь. Плиту поддерживали над основанием две пары резных каменных ножек в виде драконов, поднявшихся на задние лапы. Где госпожа раздобыла такое чудо, Зендарин не знал, но чувствовал и его невероятную древность, и множество сотворенных с его помощью чар. Камень насквозь пропитался тайными магическими силами, внушавшими эльфу крови мучительную зависть. За время долгого существования помост повидал великое множество чар – особенно того рода, что требовали принести в жертву невинную душу, судя по бледно-красным пятнам на поверхности плиты.
То, что его участие в этой затее тоже требовало кровавых жертв, Зендарина никоим образом не тревожило. Несмотря ни на что, он вовсе не считал собственные деяния чем-то чудовищным. Амбиции? Да. Необходимость? Да. Но что во всем этом дурного? Им, как и многими ему подобными, двигала жажда, неодолимая тяга к магической силе… чего бы она ни стоила. Все содеянное он считал попросту необходимыми средствами для достижения цели.
Ну, а с тем, что по пути к ней еще многим предстояло расстаться с жизнью, он ничего поделать не мог, да и не желал. В конце концов, это всего лишь дворфы, люди и прочие низшие существа.
Женщина в черном смерила яйцо долгим изучающим взглядом, словно могла разглядеть его содержимое сквозь толстую скорлупу. Установив перед яйцом лазоревый куб, она улыбнулась пленному исполину и провела кончиками длинных чутких пальцев по защитному слою.
Мьятис с шипением испарился.
– Присоединись ко мне, дорогой Зендарин.
Зендарин охотно встал рядом и соединил собственные магические силы с ее колдовством. Самая суть его способностей, способностей эльфа крови, и придавала ему особую ценность в глазах госпожи, и позволяла, в определенных пределах, высказывать вслух недовольство. Он обеспечивал госпоже магию особого рода, единственную на свете магию, способную ей помочь, так как в основе ее лежало, можно сказать, вампирское выкачивание, высасывание силы из демонов и иных обитателей Круговерти Пустоты. Этим искусством Зендарин владел мастерски, и потому его мощь сейчас достигала наивысшей точки.
Вдобавок, в его распоряжении имелись те, кто предоставлял ему другие источники магической силы, бесценные слуги, которыми дама в черном не могла завладеть сама, не лишившись при том и их, и Зендарина. Еще одна причина смириться с его нетерпением…
Стоя с ней рядом, Зендарин точно так же прижал ладони к яйцу. В молчании оба, соединив магические силы, придали им неповторимую форму. Куб и белые кристаллы вспыхнули, засияли.
Госпожа Зендарина протянула левую руку в сторону плененного дракона пустоты.
Белые кристаллы зловеще загудели. От каждого к пленному зверю потянулся ослепительный луч.
Отовсюду, где б свет кристаллов ни опалил тело рвущегося на волю дракона, прянули вверх синие щупальца, потоки колдовской силы. Несмотря на серебристые нити, стягивавшие драконью пасть, подземелье содрогнулось от полного муки стона.
Направляемые чародейкой, потоки силы устремились вниз, заструились к яйцу. Оно содрогнулось, выросло вдвое против прежнего, скорлупа приобрела оттенок лазури.
– Пора, – шепнула Зендарину женщина в черном.
Оба разом направили свои силы в самую глубину структуры заклинания, смешивая их с краденой мощью дракона пустоты. Подземелье вмиг озарилось сполохами буйных потоков энергии, стремящихся в одну точку – к яйцу. Пусть и неуязвимые для большей части магии благодаря искусным трудам госпожи, скардины разбежались по самым дальним углам. В глубине души оставшиеся дворфами, они справедливо опасались возможного обвала, но и о каре, ожидающей тех, кто сбежит из пещеры в столь важный момент, помнили великолепно.
В воздухе затрещали искры. Темные локоны чародейки поднялись кверху. Вместе с ними поднялась и вуаль, явив всем взорам страшный ожог в половину лица. Полные губы заканчивались опаленной плотью, обрамлявшей зубы, оскаленные в вечной улыбке. Ухо под верхним краем вуали оказалось всего лишь клочком съежившейся кожи над темной дырой.
Женщина в черном вскинула руки ввысь, и Зендарин сделал в точности то же самое. Оба продолжали вливать в яйцо объединенные силы, а чародейка тем временем тянула, тянула из связанного дракона пустоты самую его сущность, квинтэссенцию его естества.
Дракон начал рваться на волю отчаяннее прежнего. Как бы ни тщетны были его потуги, пещера задрожала снизу доверху, а с высокого потолка, треснув, рухнул на пол огромный сталактит. Слишком нерасторопный скардин, не заметивший вовремя, что происходит, угодил под удар и был раздавлен на месте – еще одна пустяковая смерть, не заслуживающая внимания чародеев…
Ззераку (эльфу крови вспомнилось, как дракон пустоты называл себя) замерцал, словно вот-вот рассеется, обернувшись туманом. Однако серебристые нити, удерживавшие его в плену, не позволяли зверю из Запределья сбежать даже в царство мертвых. Нити держали Ззераку неумолимо и даже натянулись еще туже, повинуясь безмолвному приказанию госпожи.
Все больше и больше магической силы, а на деле – квинтэссенции дракона пустоты вливалось в разбухшее яйцо, смешиваясь внутри с мощью двух чародеев. Яйцо так прибавило в величине, что Зендарину показалось, будто оно готово лопнуть…
И вправду – в боку яйца вдруг появилась трещина.
Однако это не разгневало, не раздосадовало никого, так как в следующий же миг обоим сделалось ясно: трещина если и порождена их стараниями, то лишь опосредованно. Истинная же причина находилась там, внутри, и теперь стремилась наружу.