XVII. Де Брас
Шрифт:
В обратную сторону мы вышли через ход для контрабандистов, и вскоре спустились к ожидающим нас солдатам.
Солдаты мерзли и матерились. Мы составили мешки на телегу и вернулись в замок. Там я приказал переложить всю добычу в карету и, не дожидаясь утра, прямо в ночь выехал во тьму.
Путь до Парижа был долог, а я торопился. Мне еще столько всего предстояло сделать…
Эпилог
Две недели спустя я въезжал в аббатство Руамон.
За это время многие проблемы были решены, другие уладились сами
Итак, по порядку.
Книгу я доставил в целости и сохранности и передал лично в руки Его Высокопреосвященства, великого красного кардинала, герцога де Ришелье.
Он кивком поблагодарил меня и, практически не глядя, скинул книгу со стола в верхний ящик. Думаю, судьба этого манускрипта будет незавидной. Раз за прошедшие три сотни лет никто о нем не слышал, значит, на то были причины.
Для д’Атоса я, конечно, не забыл выхлопотать полное прощение. Кардинал даже предложил принять его, как и д’Артаньяна, в гвардейский полк. Но я не был уверен в том, что Арман согласится, поэтому ответил на предложение уклончиво. Главное, он перестал быть вне закона, а дальше все будет, как он сам решит…
На этом моя встреча с Ришелье завершилась, и я оказался предоставлен собственной судьбе. Никаких дальнейших предложений о службу от кардинала так и не последовало…
Д’Артаньян, скрипя и сердцем, и кошельком, и потертым седлом, полностью погасил долговые обязательства перед городом Парижем и его университетом. Гасконец остался с пустыми карманами, полными печали, и вновь начал квартировать у папаши Джозефа, как и в прежние времена. Но я уже распорядился выделить ему половину моего парижского дома — все равно я им практически не пользовался. Так что, если гасконец не заартачится от мнимой гордости, что, кстати, могло и произойти, то вскоре переедет ко мне. На службу он уже поступил и, при желании, мог жить в казарме, но для гордого сына гасконских гор это было не комильфо.
Первую часть сокровищ я успешно реализовал, выручив за них пятьдесят тысяч ливров, монета к монете. Причем, я продал далеко не все содержимое тех пяти мешков, что привез с собой из замка. Боги! По сравнению со мной, граф Монте-Кристо — нищий! Я даже представить не мог, какие богатства таились в пещере… миллионы, десятки миллионов…
Вот только разом выкинуть на местный рынок такой объем я не мог — это обвалило бы все цены. Действовать следовало аккуратно, шаг за шагом, и только с проверенными покупателями. Для этого мне пришлось поднять все свои связи, включая вернувшегося в Париж злосчастного мэтра Жоли.
Но ничего, в итоге все получилось даже лучше, чем я ожидал. Цену мне предложили справедливую, никто не пытался обмануть или каким-то образом повлиять на сделку. И я стал богаче на полсотни тысяч. Но это была лишь самая первая, пробная фаза. Мне предстояло реализовать куда больше… и я уже начал закидывать сети в другие города и даже страны.
Братья Дюси меня не предали, в них я не ошибся. Сокровища не застлали их разум, они даже, как бы, не восприняли масштаб того, что увидели. Не в силу своей недалекости, а в следствии некоего предела, который есть у каждого человека. Другими словами, для них это была настолько непостижимая сумма, что они и не стали ее постигать.
Я не на секунду не пожалел о том, что ввел их в свой ближний, личный круг. Эти господа были достойны.
Звери под присмотром старика росли. Я мимоходом заглянул в псарню и удивился, как за прошедшее время они вымахали. Но — вот что делает правильное воспитание — ни один из щенков не зарычал на меня, напротив, они подбежали к моим ногам, обнюхивая сапоги, и ластились, играясь, и тихонько повизгивали от удовольствия, когда я чесал их толстые пузики.
Самое интересное, что никто из слуг не удивлялся присутствию щенков и старика. Странная порода зверей их не смущала вовсе. Лулу мне сказала, что среди прислуги ходит слух об африканской породе, которую я лично завез из своих дальних странствий.
Так что пусть будет экзотика, главное — не мистика. Этим мы наелись…
Ребекку с того самого дня я более не видел и не получал от нее ни малейших известий. Ришелье так же не соизволил просветить меня касательно судьбы девушки, даже после того, как я отдал ему книгу. Из этого я сделал вывод, что меня решили вывести из игры. Однако! Я так не считал, и собирался вернуть свою возлюбленную.
Рошфор и леди Карлайл в Париже не появлялись, и об их участи я тоже не имел ни малейшего понятия. Но был уверен, что мы еще обязательно встретимся. Иначе и быть не могло…
И вот, завершив свои текущие дела в столице, я понял, что мне просто необходимо встретиться с де Бриенном и поговорить с аббатом по душам. Он один мог понять мое состояние и, если не поддержать, то хотя бы выслушать. И еще я хотел обсудить то его письмо, так вовремя пришедшее в замок Монро.
В аббатстве все было так же, как и в прошлый мой визит.
Жесткая дисциплина, вышколенные монахи на воротах, строевая подготовка на плацу, несмотря на шедший уже месяц без перерыва дождь и сбивающий с ног ветер.
В этот раз меня узнали и сразу же препроводили сквозь обширную территорию к центральному строению.
Де Бриенн встретил меня с распростертыми объятьями. Он выглядел все так же молодо и свежо — его ангелоподобный лик явно не давал покоя дамам, а мужчины удивлялись, откуда у этого юноши столь твердая рука и непоколебимая воля.
Мы проговорили весь вечер и большую часть ночи. Я рассказал все, без утайки. Мне не к чему было скрываться перед этим человеком.
В ответ Антуан поведал мне свои приключения, случившиеся с ним за последнее время.
— Знаете, барон, — сказал он, прикуривая совершенно нелепую на вид папиросу, обладающую, однако, вполне свойственным крепким ароматом, — а ведь, возможно, наш следующий король, Его Величество Людовик XIV родится слегка раньше назначенного ему судьбой срока…
Насколько помнил я, Людовик, он же будущий Король-Солнце появился на свет в 1638 году. Но, если я понял правильно…
— Вы имеете к этому факту какое-то отношение?
Блондин усмехнулся.
— Оставим эту тему.
Мы выпили, думая каждый о своем. Я сделал соответствующие выводы.