XVII. Грязь, кровь и вино!
Шрифт:
К счастью, как правило, благородных узников отправляли в кутузку с наличными деньгами и у меня при себе остался кошель.
— О! Ваша милость так щедра! — Жиль расплылся в угодливой улыбке. — Непременно, я сейчас пошлю сынишку.
Окошко закрылось.
— А что, сдача не предусмотрена? — поинтересовался я у двери, чертыхнулся, а потом вернулся на кровать.
Серебряная монета в лиард — это три денье, за один денье можно купить три кувшина сидра. Ну да хрен с ним.
О чем это я? Ну да...
Оппозиционеры, мать их ети.
Артемон оказался прав, большая часть из себя ничего не представляет, конечно, за исключением
Гастон Орлеанский нужен оппозиционерам только как предводитель, именно его они хотят посадить на трон. Cам же он довольно посредственная фигура; слабоволен, легко поддается влиянию — то есть, вполне управляемый персонаж, дергая за ниточки которого главные фигуры в оппозиции надеются обтяпывать свои делишки. Кто у нас главные фигуры в оппозиции? Конечно королева-мать, Мария Медичи. Дальше идут сводные братья Людовика Вандомы, его кузены Конде и Суассоны, герцог де Гиз и очень многие подобные. Помимо главных фигур, которые в большинстве статичны, у заговорщиков есть другие, калибром несколько поменьше. Среди таковых как раз маркиза дю Фаржи и герцогиня де Шеврез, с которой я пока не знаком. Эти как раз самые опасные для власти, потому что деятельны, энергичны, хитры и являются реальными движителями заговора. Все это мне изложил падре Жозеф, хотя, мне кажется, кое-что из этой информации я и сам знал — я настоящий, а не Антуан де Бриенн.
— Да уж, из огня да в полымя... — тяжко вздохнул я. — Опять тебя занесло в осиное гнездо, Антоха...
Тюремщик скоро притащил отличного сидра, а в придачу к нему кус неплохого сыра.
Я слегка подкрепился и стал ждать, когда меня освободят. Но дождаться в этот день не получилось, а на следующий меня перевели в другую камеру, вполне роскошно обставленную. Тюремщики относились ко мне со всей любезностью и почтительностью, мало того, таскали мне еду из трактира, да не обычного, а из той самой «Серебряной башни», причем бесплатно.
А еще, по первой же просьбе, принесли мои книги.
Я понимал, что все это не просто так, а часть какой-то игры моих покровителей, но все равно ситуация нервировала. Никаких помощников прево и прочих чиновников ко мне не являлись — сижу да сижу, хоть бы кто вопрос задал.
Третий и четвертый день тоже прошел в отсидке, но не бесполезно — я с помощью Жиля, оказавшегося довольно болтливым, узнал кто тот таинственный кавалер, который постоянно мне встречался. Им оказался шевалье Франсуа де Брас из Наварры — он до сих пор сидел в Бастилии, как раз за ту дуэль, случайным свидетелем которой я оказался. Сидел он без привилегий и ждал суда, где ему светила смертная казнь без вариантов. Судя по всему, он завалил кого-то с влиятельными родственниками.
Ну... могу только пожелать, чтобы выпутался. Увы, больше ничем не могу помочь. Все под богом ходим.
На исходе пятого дня я уже начал волноваться. Какого хрена, спрашивается? Где падре, где Гастон, черт бы его побрал? Я тут в заслуженные сидельцы записался, а они не чешутся.
Наконец, к полуночи брякнули засовы.
— Ваша милость, — Жиль угодливо поклонился. — Мы тут с товарищами ставили, когда вас освободят — я поставил на неделю и я выиграл. Теперь мы
— Месяц? Не обещаю. А книги отнеси туда, откуда принесли, — я с наслаждением потянулся. — Ну что, идем?
Процесс освобождения ничем оригинальным не отличался; вывели, отдали шпагу и любезно попрощались, а дальше карета.
Вот только карета...
Карета оказалась маркизы дю Фаржи!
И отвезла она меня прямиком в имение Мадлены.
Вот к этому, я точно оказался не готов, рассчитывая сначала получить указания гребанного капуцина, отца Жозефа. Но отказываться было уже поздно.
Через час меня высадили возле помпезного особняка, вокруг которого был разбит красивый сад, с мраморными статуями, беседками и фонтанами
После обшарпанного, утопающего в грязи Парижа, это место показалось мне воистину райским местом, хотя размерами имение явно не отличалось. Главная прелесть загородного имения в том, что здесь пахнет розами, а не дерьмом как в городе.
— Ваша милость...
Чопорный слуга в роскошной ливрее и серьезной мордой, с достоинством поклонился мне. За его спиной присели в реверансах две молоденькие пригожие служанки в белоснежных чепцах и фартуках.
— Можете называть меня Арман, — слуга еще раз поклонился. — Поздравляю с освобождением, ваша милость. Мне поручено провести вас в ваши покои и помочь привести себя в порядок. Прошу пройти за мной...
Я отвлекся на статую обнаженной женщины, созданную в древнегреческом или древнеримском стиле, увы, не специалист. Судя по непосредственному сходству с Мадлен, ее ваяли с живой натуры.
«Ха... — весело подумал я. — С мордашкой у маркизы все в порядке, но фигурку в гребанных современных нарядах хрен рассмотришь. Если у Мадленки задница и ножки как у этой мраморной девки — то мне повезло...»
— Ваша милость... — тактично дал о себе знать Арман.
Я кивнул и пошел за ним. Служанки заняли место в арьергарде.
«Моими» покоями оказались шикарно обставленные четыре комнаты, в том числе гардеробная и ванная, с шикарным, огромным корытом из золоченой бронзы на фигурных ножках и зеркалами.
Изысканная дорогая мебель, ковры в которых нога утопает по щиколотку, лепнина, шелк и атлас — черт побери, на обстановку не поскупились. Что-то мне подсказывало, что эти комнаты в свое время занимал де Офорт, но следов его пребывания я не обнаружил — видимо успели все тщательно зачистить.
— Ваша милость, вы, наверное, захотите принять ванную? — Арман щелкнул пальцами, а сам ушел. Служанки еще раз присели, всем видом показывая, что готовы мыть и драить оного кавалера.
Я немного помедлил. Ясно, что Мадлена уже назначила меня своим фаворитом, но, черт побери, сам я не готов занять место бедолаги де Офорта. Я уже говорил — ненавижу, когда за меня что-то решают. С одной стороны — все прекрасно, как минимум на ближайшее время решен вопрос с самообеспечением, деньги, влияние, положение в обществе прилагаются. Подобное — в порядке вещей, молодые дворяне совершенно не стесняются становиться иждивенцами и это в глазах общественности не является уроном чести. А с другой... я ей не собачка, готовая за подачку становиться на задние лапки. Женщины они такие — положишь палец в рот, отхватят до локтя.