XX век. Исповеди
Шрифт:
– Ну а если летом в Европе стоит страшная жара (а такое бывало уже не раз!), разве тепло не аккумулируется?
– Это, конечно, влияет на погоду, но не более двух недель -ведь атмосфера Земли слишком динамична, и она не может "хранить" тепло до зимы. Так что погода зависит в первую очередь от гигантской "тепловой машины", которую создала природа. А волнение в океане - своего рода "радиатор машины". Во время шторма обмен между океаном и атмосферой увеличивается в десятки и сотни раз. Штормы в районе Исландии рождают более мощные циклоны, которые
– Действительно, теория проста и впечатляющая! Но что мешает ею пользоваться?
– К сожалению, пока очень мало информации.
– Но ведь есть метеостанции, запускаются специальные спутники Земли - неужели этого недостаточно?
– Из 800 пунктов, следящих за атмосферой, 700 находится в северном полушарии. Их почти нет в Мировом океане, мало на некоторых континентах. Короче говоря, две трети поверхности Земли лишены метеонаблюдений. Спутниковой метеорологии явно недостаточно. Надо знать и состояние самого океана. Эта задача в информационном плане еще более сложная. В целом решение одной из "проблем века" требует усилий специалистов разнообразных профилей и широкого международного сотрудничества.
…Чуть позже Г.И. Марчук поделился своими воспоминаниями о том, как появилась у него мысль заняться этой проблемой:
"Как рождаются идеи? Чаще всего они появляются неожиданно. К нам в Новосибирск из Москвы, из Института океанологии, прилетел профессор А.И. Фельзенбаум. Я попросил его сделать доклад и пригласил на семинар многих крупных специалистов в области физики атмосферы и гидродинамики. Московский гость сделал доклад по моделированию течений, высказав в конце мысль, которая произвела на меня исключительное впечатление. Он отметил, что проблема динамики океана очень сложна и специалистам по физике и динамике атмосферы она "не по плечу".
Меня это несколько задело, и после семинара дома я отыскал только что вышедшую книгу профессора и моего друга Артема Саркисовича Саркисяна из Гидрофизического института АН Украины "Численный анализ и прогноз морских течений". В течение почти целой ночи я изучил ее досконально, найдя адекватную интерпретацию его теории, по форме близкую к модели атмосферных движений, к которой специалисты по динамике атмосферы всего мира привыкли и которую широко использовали в своих исследованиях.
На другой день я снова собрал семинар, пригласив на него Фельзенбаума, и изложил свою интерпретацию модели океана на основе теории Саркисяна. Фельзенбаум был откровенно поражен, и миф об особой сложности задач моделирования динамики океана был развеян…"
Четверть века минуло с той нашей встречи, и теперь уже работы ученых Новосибирска признаны во всем мире, а Гурий Иванович Марчук вспоминает о них лишь как об одном из эпизодов своей жизни в науке.
Впрочем, иначе и быть не может, потому что судьба академика Марчука насыщена событиями удивительными, подчас даже драматическими.
Но сначала об одном "сугубо личном" эпизоде.
Я написал пьесу "Особый полет" о космонавтах. Пьеса была принята худсоветом МХАТа, одновременно над спектаклем начал работать Театр имени Гоголя. Однако при выпуске спектакля возникли сложности из-за цензуры.
На торжественном заседании, посвященном Дню космонавтики, что традиционно проходил в Театре Советской Армии, я встретился с Гурием Ивановичем Марчуком. Он работал в то время заместителем Председателя Совета Министров. Мы обнялись как старые знакомые, и я предложил ему после торжественной части не оставаться на традиционном концерте, а посмотреть мой спектакль, тем более, что он будет идти еще всего два раза… Гурий Иванович тут же согласился, и вскоре появился в театре вместе со своей супругой Ольгой Николаевной.
Спектакль Марчукам очень понравился. По окончании его они подарили актерам великолепные розы, и потом долго беседовали о судьбе театра, об искусстве, о науке.
Казалось, на этом все и закончилось, однако к концу следующего дня в Министерстве культуры, в Главлите и цензуре поднялся невообразимый "бум". И в Театр имени Гоголя начали звонить чиновники всех рангов, прося оставить им билеты на очередной спектакль. Честно говоря, я и не догадывался, откуда такой ажиотаж… И вдруг выясняется, что на заседании Совета Министров академик Марчук, выступая по проблемам научно-технической революции, произнес речь о том, что искусство может оказать огромное влияние на ученых, на всю систему управления, и что всем работникам Совета Министров надо чаще бывать в театрах, где "поднимаются актуальные проблемы современности", и он в этом убедился, когда вчера побывал на спектакле о космонавтах и ученых в Театре имени Гоголя!
Вполне естественно, что после этого выступления на заседании Совета Министров СССР академика Марчука ни о каком закрытии спектакля не могло идти и речи, и в Театре имени Гоголя побывали многие ученые и конструктора, руководители нашей промышленности и науки.
Потом у меня были новые пьесы, спектакли в разных странах мира. Особой популярностью пользовался "Саркофаг", пьеса о Чернобыле. В разных странах мира, где я бывал на премьерах, меня спрашивали о моих учителях в драматургии. И я неизменно называл два имени: Олег Николаевич Ефремов и Гурий Иванович Марчук. Первый "заставил" меня писать пьесы, а второй - помог первой из них увидеть свет…
Гурий Иванович Марчук - человек не только удивительно отзывчив, но прежде всего - неравнодушный. Это проявлялось постоянно, но особенно ярко мы почувствовали это на Общем собрании Академии наук СССР, когда Гурий Иванович произнес свою "Прощальную речь президента" - поистине это был "Реквием" великой советской науке.
Он говорил непривычно медленно, и мы, сидящие в зале, чувствовали ту боль, что разрывала сердце великого ученого и гражданина:
"Волею судеб мы стали не просто свидетелями, но и участниками исторической драмы, в которой многим - я не исключаю и себя - слышатся трагедийные ноты.