XXI век не той эры
Шрифт:
Ольга была несправедлива к Ульвару, когда думала, что он — бездушный робот. Сын Тора был не так уж плох для своей биографии; бескомпромиссный, жёсткий, безжалостный, он тем не менее никогда не бросал своих, не предавал доверившихся и не изменял долгу.
Просто найденная в заброшенной лаборатории женщина не была для него «своей». Она даже человеком не была: опасный неопознанный объект. И тут выдержка, которой Ольга гордилась, и отсутствие выраженных эмоциональных реакций на происходящее (не считая страха) служили ей плохую службу в вопросе достижения взаимопонимания с чёрным трибуном второго легиона. При подобном сдержанном поведении
А ещё сын Тора напрочь забыл, как нужно обращаться с женщинами за пределами постели. Или, вероятнее, никогда не знал. Обласканный и избалованный вседозволенностью и всеобщим восхищением, он этого и в довоенной юности не умел. А смысл учиться, если они сами падали в руки красивому полубогу и наследнику одной из младших Императорских фамилий? Тем более, создавать семью в тридцать лет он ещё даже не начинал собираться, будучи по меркам абсолютов совсем мальчишкой, а для случайных интрижек вполне годились дамы облегчённого поведения из ближайшего окружения.
Потом началась война, и стало не до развлечений. Война протащила избалованного мальчика через такое, что даже абсолют сумел повзрослеть. И он воевал, неожиданно оправдывая возложенные на него надежды и показывая те стороны характера, которых в капризном юноше никто и не предполагал. Но женщины остались в воспоминаниях, и остались с не лучшим мнением, сформированным о них. А изменения, которым боги подвергли людей для поддержания численности населения, окончательно утвердили Ульвара во мнении, что женщины — это лишь красивые и местами приятные в эксплуатации приспособления для вынашивания детей.
Была ещё, правда, Её Императорское Величество; наверное, единственная женщина, с которой сын Тора толком общался за последние двести лет. Но, во-первых, то была Императрица, и от прочих людей её обособлял даже он. А, во-вторых, сложно было воспринимать как женщину ту, кто в три года называла его «дядей Улей», несказанно тем раздражая. Ребёнку было плевать с высокой колокольни на недовольство большого дяди с таким удобным для картавой детской речи именем. Тем более, ребёнок точно знал, что дядя его не обидит, и, более того, может даже покатать на широченных плечах.
В общем, когда Ольга вдруг на ровном с точки зрения мужчины месте впала в истерику, даже забыв на время про собственные страхи, Ульвар здорово растерялся. Раньше женские слёзы для него были инструментом шантажа, и потому презирались. Сейчас же он не мог не заметить искренности и отчаяния этого всплеска, особенно после оброненной фразы «лучше бы меня сразу прикончили». И как-то вдруг обнаружил в той, кого до сих пор классифицировал как «опасный объект», обычную человеческую женщину.
То есть — существо слабое, несамостоятельное, бесполезное в условиях дикой природы чужой планеты, но которое, тем не менее, необходимо было защитить.
В этом мнении он укреплялся всю дальнейшую дорогу. И когда она испуганно жалась к его ногам при виде нападающих хищников, напрочь забыв, что совсем недавно боялась его не меньше, а то и
Ненадолго. Ровно до следующей неожиданности.
Наблюдая, как ловко и уверенно эта трусливая и хлипкая девчонка орудует ножом, подготавливая мясо, Ульвар неожиданно вынужден был с растерянностью признать, что у него так аккуратно не получилось бы никогда. То есть, этот самый груз умел делать что-то полезное. Для абсолюта данное открытие стало настоящим откровением.
Нет, чисто теоретически, он слышал, что обычно женщины следят за хозяйством, даже готовят, выполняют много других полезных дел, а порой бывают весьма умны, и даже становятся отличными специалистами в совершенно «мужских» профессиях. Но знать и видеть своими глазами — разные вещи. А сам он таких никогда не встречал; умным женщинам высшего света было не интересно общаться с избалованным мальчишкой.
Опасным объектом, приобретя личные черты, женщина быть перестала (временно, до возвращения в цивилизацию). Женщиной, в свете полезных навыков и довольно логичных вопросов (не начала срочно требовать ванну и косметику, удобную кровать и немедленно доставить домой), назвать её тоже не получалось. А на боевого товарища она со своей хрупкостью и беззащитностью тем более не тянула.
Теперь мужчина понятия не имел, к какой категории отнести свою спутницу, и пребывал в некотором смятении чувств, так что Ольге удалось вытянуть из него связный рассказ о произошедшем.
Уже и мясо, оказавшееся мало того, что съедобным, так ещё довольно мягким и вкусным даже без специй, было съедено. И ночь наступила, как вчера, внезапно. И собравшаяся в компактный комочек у костра спутница начала клевать носом, неотрывно глядя на перемигивающиеся угольки. А Ульвар всё сидел и думал.
Так не придя ни к какому конкретному выводу, мужчина направился к озеру. Он решил устроить небольшой привал и передохнуть: погони, похоже, не было. Сложно сказать, почему их не заметили и не искали. Видимо, прыжок вышвырнул корабль в слепую зону орбитальных крепостей, и планетарная артиллерия в дежурном режиме просто не успела среагировать. А потом корабль взорвался, и хозяева планеты решили, что никто не выжил.
Странно светящаяся поверхность озера нестерпимо притягивала. Мерное мерцание бледно-голубого света колебалось в такт биению какого-то непостижимо огромного сердца. Не поддавшийся очарованию космодесантник ещё раз подозрительно проверил воду на любые белковые, небелковые и энергетические примеси, и вновь получил тот же отчёт. Кроме некоторых минеральных солей, в воде не было ровным счётом ничего.
Очень хотелось искупаться. Снять броню, стащить эластичный нательный комбинезон, и ощутить, как прохладная вода приятно обволакивает кожу. Ульвар почти чувствовал эти прикосновения всем телом. Но подобной глупости мужчина не позволял себе даже в самом начале собственной военной карьеры. Поэтому он ограничился тем, что вдосталь напился и основательно умылся, даже не сняв перчаток, и вернулся к костру, поймав по дороге любопытный взгляд своей спутницы. В тусклом свете угасающего костра глаза её казались почти чёрными.