XXI век не той эры
Шрифт:
Забрать из исследовательского блока Ольгу было тем более несложно. Сложнее было сделать это быстро и не отвлекаясь на всяческие приятные мелочи. В итоге получилось, но только отчасти.
А для «приятных мелочей» нужно было только немного подождать.
Ульвар сказал женщине правду: её присутствие действительно будило в нём совершенно определённые желания. Сложно сказать, виной тому была загадочная «предопределённость», или банальные годы воздержания, но сын Тора в любом случае не собирался себя ограничивать. Ольга вызывала к жизни почти забытые ощущения, забавляла и — странно — совсем не раздражала. Даже её робкая и неубедительная попытка сопротивления доставила совершенно непонятное удовольствие.
А ещё ему очень нравилось за ней наблюдать вот в такие моменты. Как от прерывистого дыхания часто вздымается красивая полная грудь; как женщина нервно кусает губы, будто пытаясь таким образом сдержать рвущиеся с них тихие стоны удовольствия. Как отчаянно цепляется тонкими пальчиками за его плечи, запрокидывая голову, и яркие, почти оранжевые волосы волной рассыпаются по алебастровой коже.
А уж как приятно было прижать к себе гибкое стройное тело, слиться в древнем как сама жизнь ритме, ловить губами тихие стоны, всхлипы и невнятный шёпот… В такие момент Ольга совершенно переставала себя контролировать, и было неожиданно приятно осознавать, что причина тому — он.
Впрочем, всё это было хорошо знакомо, просто прочно забыто. За что-то же любили в давние довоенные времена женщины красивого юного полубога! Определённо, не только за внешние данные; любовником он был великолепным. Ново было только одно: желание объяснить свои поступки и ответить на некоторые вопросы.
В общем и целом, путь до Терры прошёл очень задорно, увлекательно и приятно. Единственным, что несколько омрачало путь, была теснота кабины истребителя, не рассчитанного на подобную… активность экипажа. Но это были сущие мелочи.
— … Неопознанный борт, назовите себя, или мы вынуждены будем открыть огонь, — вдруг прогрохотал в тесном помещении громкий голос. Явно не в первый раз; автоматика, утомлённая молчанием пилота, игнорировавшего мерцание сигнала вызова, вывела голос патрульного в динамики.
Прервав поцелуй, мужчина шёпотом выругался и, пересадив женщину на соседнее кресло, принялся торопливо натягивать снятые когда-то в процессе штаны.
— Говорит «Северный ветер-14», легион «Гамаюн», — проворчал он, активируя переговорное устройство. — Цель назначения — Терра, космопорт «Север-3», пилот корабля — Ульвар сын Тора.
Покосившись на соседнее кресло, бывший чёрный трибун обнаружил, что по непонятной причине очень хмурая и даже подавленная девушка поспешно одевается, и руки её при этом дрожат. Но от этой странности он отмахнулся, как делал всегда с подобными несущественными мелочами, и сосредоточился на диалоге с патрулём.
— Доброго дня, кириос чёрный трибун, — изменившимся (с угрожающе-тревожного на озадаченно-благоговейный) тоном продолжил патрульный. — О вас предупреждали, разрешение имеется. Мягкой посадки. Отбой связи.
— Отбой.
Связь оборвалась, а заполнявший половину экрана пограничный катер сменился видом на хорошо знакомую систему жёлтого карлика под названием Солнце.
Прокладывая курс, сын Тора то и дело ловил себя на тревожных взглядах в сторону пассажирки. Очень странно сейчас выглядела гостья из прошлого, чем-то похоже на момент первого её пробуждение на борту «Северного ветра», только иначе. Сжавшись в кресле и обхватив себя руками за плечи, она неотрывно глядела на приближающуюся звезду и изредка неуютно ёжилась.
Понять причину такого поведения мужчина не мог, и это раздражало. В женщине не было страха, не было боли, но нужно было быть слепым, чтобы не заметить, что с ней что-то не так. Слепым, к сожалению, Ульвар не был.
«К сожалению» — потому, что правильно идентифицировать эмоции Ольги он не мог, и это портило ему настроение. А абсолют в плохом настроении — очень опасный персонаж. Главным образом, для того, кто это самое настроение и попортил.
А между тем, всё было не так уж сложно. И если бы мужчина дал себе труд вспомнить её слова, вдуматься в них и воспринять не как «глупые бабские бредни», а жизненную позицию вполне сложившейся личности, он бы вполне мог догадаться.
Женщина чувствовала себя… грязной. Она никогда в своей жизни не была пуританкой, но определённые принципы её жизнь всё-таки ограничивали. Например, в свои тридцать два она по-прежнему не могла понять, как можно ложиться в постель с нелюбимым мужчиной. Все достигнутые в старом дворце на Ирии договорённости с собой сейчас позабылись, и Ольга ощущала себя крайне мерзко.
Отдать ей должное, Ульвара она ни в чём не обвиняла совершенно искренне. В самом деле, было глупо обвинять человека, ничего кроме войны в своей жизни не видевшего, в бестактности и пренебрежении её чувствами. Наоборот, следовало поблагодарить высшие силы: сын Тора для своей биографии оказался поразительно чутким и осторожным хотя бы в отношении к её телу, да и обвинять его в изнасиловании было, строго говоря, лицемерием. Она прекрасно помнила, какой силой обладает этот человек, и догадывалась, что бы с ней было, если бы сын Тора эту силу не считал нужным смирять и если бы он действительно пожелал взять её силой.
Раздражала безысходность и отсутствие выбора. Ольга чисто физически не могла уйти, хлопнув дверью: некуда ей было идти, да и кто позволит? Оставалось терпеть, смирившись с собственным положением, и надеяться, что рано или поздно мужчине всё это надоест, и он забудет о её существовании. И лучше бы это случилось рано, потому что в противном случае всё могло быть гораздо хуже.
Ольга элементарно боялась влюбиться. Глупо, бессмысленно, безнадёжно влюбиться в человека, который сейчас имел все права распоряжаться её жизнью. Она проклинала свою понятливость, не позволявшую испытывать к собственному мучителю отвращение и иные негативные эмоции, а не испытывать совсем никаких чувств просто не могла. Поэтому оставалось только любоваться невероятной пластикой движений огромного сильного мужчины, наслаждаться настолько осторожными, что почти трепетными прикосновениями, и следить за скупой мимикой, ловя взгляд довольно прищуренных глаз или лёгкую и неожиданно живую улыбку, удивительным образом красившую суровое лицо полубога.
Боялась, потому что также прекрасно понимала: этот человек вряд ли умеет любить. Даже не так, как любят в книгах, а так, как любят обычно мужчины подобного типа. Строго, очень сдержанно, молчаливо; такая любовь проявлялась на поверхности очень редко, выливаясь в немного неуклюжую нежность и обстоятельную ответственную заботу. Ольга ещё помнила; именно так любил её маму отец, когда был жив.
А надеяться, что в свои годы Ульвар сын Тора вдруг решит этому научиться, было вовсе глупо.
В итоге ей было очень грустно и обидно, и она совершенно не представляла, что делать. Но надеялась, что у неё будет шанс хоть что-то изменить в своей жизни к лучшему.