XXI-я пластинка
Шрифт:
– И вряд ли будет… – словно выдохнув, продолжил механик.
– Даже механизм не осмотрели, неужели всё так плохо? – удивилась Алиса. – Вам нездоровится?
– Полегчало. Дал Бог силы. Сейчас гляну аппарат.
Он извлек из ящика граммофон. Алиса радостно порхала вокруг и восторженно излагала всю суть дела.
– Иван Михайлович! Я не большой специалист в механике и технологиях, но мой опыт в оценке и материалах говорит мне следующее: этот аппарат – не обычный граммофон. На нём нет ни заводских клейм, ни эмблем, ни номера. Его отделка совершенно не характерна для промышленности начала двадцатого века и для конца девятнадцатого века. Она вообще не промышленная!
Тут Алиса сделала перерыв, чтобы отдышаться. Иван Михайлович сел на стул и всё смотрел на граммофон. С каждым словом Алисы он всё глубже погружался в свои мысли.
– Знаете, что я ещё тут нашла?! Тут какие-то странные вставки на концах осей в механизме, как в оправах. И ещё: корпус из красного дерева, обтянут кожей, причем – не телячьей. Что за кожа, я пока не знаю. А под деревянным корпусом – совершенно невероятная вещь: литая станина. Чугунная. Я не знаю, зачем, но это из-за неё он такой тяжелый. И вот, судя по литью – оно кустарное. Корпус треснул, я кусочек отломила, вы уж простите. Радиоизотопный метод показал, что граммофону всего шестьдесят лет! Шестьдесят лет?! Это странно. Но видимо, образец неудачный был.
– А что странного? Собрал кто-то граммофон из трофейных частей, рукастый парень.
– Иван Михайлович, вы сами-то в это верите? – удивилась Алиса, гладившая детали граммофона. – Я попрошу вас осмотреть, оценить, проанализировать механизм и, если возможно, восстановить его. Я сама не решилась его запускать, вдруг бы…
– И правильно! – перебил он Алису. – Мало ли чего! Заржавлено всё, ещё бы стружка какая в глаз вылетела!
– Вдруг бы навредила механике, – продолжала Алиса. – Посмотрите его, пожалуйста! И самое главное: скажу сразу, по совокупности признаков я считаю, что этот граммофон – это прототип, изготовленный каким-то изобретателем в середине XIX века до патента Эдисона, до фонографа Кро и аппарата Берлинера! Задолго. Поэтому… поэтому и прошу Вас: вложите в него все свои знания. Если он заработает, ему вообще цены не будет. Ему и сейчас её нет! Это же открытие! Это влияет на ход истории! Пожалуйста… – Алиса сложила ладони в молящий жест.
Иван Михайлович окончательно погрустнел. Он сидел за столом, подперев голову руками. Его морщины стали глубже, а взгляд приобрел остроту. Он уже увидел эти «странные вставки на концах осей в механизме, как в оправах» – парашютные противоударные балансиры. Подшипники на натуральных рубинах, как это делают в хронометрах, начиная с Аврахама Луи Бреге. Иглу из такого же рубина. Увидел ручную шлифовку шестерен наждачной бумагой – мелкая сетка следов шлифования была круговой и хаотичной, что нехарактерно для машинной обработки. Обточенные вручную эвольвентные зубья шестерен. Винты с клеймом, – такой же вензель был на трубе граммофона. Заметил, что сначала устройство собрали с внутренней трубой, а только потом переделали на внешнюю. И много чего еще. Тяжело вздохнув, он ответил:
– Ясно… Жаль. Вряд ли механизм спасти можно. Если только заменить… Понятно, да, открытие. Я постараюсь. Мне время нужно… – Затем, после длинной паузы, продолжил: – Алиса, а где ты его взяла?
Алиса рассказала ему про парня, поделилась своими мыслями по поводу того, что её мучает факт утаивания сведений от клиента, но что ещё больше она переживала за граммофон.
Иван
– Макс, – ответила Алиса, улыбнувшись. – Фамилию не помню.
– Да ну? – Старик отошёл от тяжкого груза ответственности, взваленного на него Алисой, поджёг трубку и расхохотался. – Не помнишь? И улыбаешься! Понравился он тебе, что ли?
Алиса немного покраснела и многозначительно посмотрела на собеседника.
– Иван Михайлович, да ладно вам, видели б его! Спортсмен, недотёпа какой-то… в костюме спортивном ко мне заявился! И в белых кроссовках, как попугай. Слова из него не вытянешь – то ли потому, что американец, то ли потому, что говорить не умеет… неуклюжий какой-то…
– Многовато нашла недостатков для равнодушного отношения. А спортсменов неуклюжих не бывает… Значит, и ты ему тоже… А каким он спортом занимается?
– Что я ему тоже!? Иван Михайлович, давайте не будем, – возмущенно отрезала Алиса. – Откуда я знаю – каким!
– Ладно, не кипятись.
– Извините. Я просто что-то… мне ехать пора. У меня самолет через пару часов. Можно вас попросить до трассы меня проводить на своем чудо-«Москвиче», а то как сюда доехала – я и сама не знаю.
– Это ты меня прости, лезу всё, куда не зовут. Мы, старики, такие… Провожу, конечно. Только не на «Москвиче», для таких целей у меня кое-что получше припасено.
Когда они вышли из дома, Иван Михайлович направился к мастерской, а Алиса вернулась по дощатому тротуару в свою «Ауди». Пока она запускала двигатель, пристёгивала ремень, думала о своём, из ворот со двора выкатился ярко-зелёный пикап, сделанный из «ГАЗ-69» и «УАЗа», на злой зубастой резине от трактора. Иван Михайлович остановился, лихо спрыгнул с подножки, закрыл ворота, подбежал к машине Алисы и похвастал:
– Позавчера собирать закончил, глянь – зверь какой!
Алиса в очередной раз удивилась, как ему удается делать красивые и функциональные вещи.
– Давайте сразу меня к нему прицепим, всё равно ведь застряну, – резонно предложила Алиса.
Иван Михайлович размотал трос, прицепил к «Ауди» и потихоньку поволок её в направлении трассы. Дорогой он размышлял, как же быть с граммофоном – восстанавливать этот механизм или собрать новый. Рассказать ли Алисе о своих мыслях по поводу всего этого аппарата, или просто молча выполнить свою работу.
Алиса дорогой тоже не теряла времени – обдумывала, почему Иван Михайлович так огорчился граммофону, неужели его действительно невозможно восстановить. Или она так накрутила старика, пытаясь показать, какая огромная ответственность ложится на них… точнее, на него. Да и может, она правда Максу понравилась – то-то он такой странный был…
Глава VI
– Алло! Андрей? – кричал в трубку Макс. На том конце слышались какие-то хрипы, шумы. – Да что за связь, damn it all!
С пятого раза звук стал различим, и Макс, наконец, услышал Андрея.
– Алло, да, Макс, здравствуй. Как дела с домом? Всё хорошо, всё нормально? Я как раз сам уже хотел поинтересоваться…
2
«Прости мне этот детский каприз» – перевод с фр.