Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
– Ты вступай, если хочешь, а меня не трожь! Последнюю коровенку на общий двор не поведу...
Собрание в Жегинях продолжалось. Председательствующий все просил приступить к записи желающих, но никто первым на этот шаг не решался. Наконец к столу вышел худой, в рваном полушубке и подшитых валенках крестьянин и заявил:
– Стало быть, делать нечего - пишите!
К утру записалось в колхоз двадцать с лишним семей. А через две недели, когда скот и живность начали обобществлять, колхоз распался. Помогло этому еще и то, что в газетах была напечатана статья Сталина "Головокружение от успехов".
Отца моей подружки Насти Рассказовой - Василия Рассказова, - имевшего в хозяйстве одну корову, одну лошадь и две овцы объявили кулаком, а мою маму, имевшую к тому времени одну корову, - подкулачницей, потому что она защищала, как могла, своего соседа Рассказова. "Кулаков" судили, а то и просто без суда и следствия ссылали невесть куда...
Меня с Настей за невыполнение комсомольского поручения и за "связь с кулаками", долго не думая, из комсомола исключили. С какой же душевной болью положила я на стол перед Толькой Гурьяновым, нашим активистом, свой комсомольский билет! Ему многие возражали, отстаивая нас, но он уперся и долго читал какие-то цитаты из "Капитала" Маркса. Я стояла поникнув, ничего не слыша, ничего не понимая. А дома всю ночь писала длинное-предлинное письмо в обком комсомола, в котором просила разобраться в моем деле, восстановить меня в комсомоле и строго наказать Тольку Гурьянова...
К окончанию школы в комсомоле меня восстановили. На выпускной вечер мы с Настей пришли, как говорили у нас в деревне, разнаряженные "в пух и прах". На нас были черные юбки из "чертовой кожи", белые кофточки из коленкора с матросскими воротниками, на ногах прорезиненные тапочки и белые носочки. На вечере мы пели песни, читали стихи, танцевали. Нас с Настей, как "морячек", упросили исполнить "Яблочко", и мы с радостью выплясывали, как умели.
Вместе со свидетельствами об окончании школы всем нам дали рекомендации на дальнейшую учебу. Меня и Гурьянова рекомендовали в педагогическое училище, Настю Рассказову - в сельскохозяйственный техникум. Никитину, Милову, Лиде Раковой рекомендовали закончить девятилетку и учиться дальше в институте.
Подземка
Но страницы газет звали нас на стройки пятилетки, и почти весь наш выпуск разъехался - кто куда. Все стремились, как тогда говорили, участвовать в индустриализации страны. Мы хотели работать и учиться.
В то лето брат Василий с семьей отдыхал в деревне. Маме он помог накосить сена для коровы, заготовил дров на зиму. Много рассказывал о Москве, о стройках, о том, что в столице будет подземная железная дорога - метрополитен.
– Это зачем же ?
– спросила мама.
– Чтобы быстрее добираться до работы, - ответил Вася.
– Во многих развитых странах метрополитен построен еще в середине прошлого века. В Лондоне "подземка", как ее там зовут, была открыта в 1863 году с поездами паровой тяги. В Нью-Йорке - в 1868 году, в Париже - в 1900-м...
Мы все удивлялись осведомленности брата, а больше всего тому, что в Москве будет метрополитен. Не слыханное ранее слово! Про себя я уже твердо решила, что поеду с братом и постараюсь устроиться работать на этой загадочной стройке. Но когда объявила об этом маме, она запротестовала, запричитала: мол, вот растила, растила детей, а они все разлетаются из родного гнезда и останется она одна - одинешенька. Вася убедил маму, что в Москве я буду обязательно учиться дальше. С тем и уехали.
По приезде в столицу я первым делом отправилась искать райком комсомола. С робостью вошла в здание и начала гадать, в какую бы дверь постучаться.
– Что вы ищете, девушка?
– спросил меня парень, одетый в спецовку.
– На Метрострое хочу работать!
– Комсомолка?
– Да!
– Пиши заявление, - предложил парень и спросил проходившую мимо девушку: Куда ее пошлем?
– А что она умеет делать?
– Пока ничего, - ответил он за меня.
– Тогда давай в ФЗУ "Стройуч" Метростроя.
– Добро!
И парень тут же в коридоре у окна написал мне на клочке бумаги адрес училища: Старопетровско-Разумовский проезд, дом 2.
– Езжай на двадцать седьмом трамвае до конца, а там спросишь.
И я поехала.
В ФЗУ, в приемной комиссии, мне сказали, что Метрострою очень нужны арматурщики. Что такое арматура, для чего она - я не знала, но твердо ответила:
– Хорошо, буду арматурщицей!
Метростой был стройкой комсомола - "Комсомолстроем", и профессию каждый выбирал себе не ту, что нравилась, а ту, какая требовалась.
Три с половиной тысячи коммунистов, пятнадцать тысч комсомольцев в спецовках, касках, "метроходах" (так назывались резиновые сапоги) стояли в авангарде замечательного строительства. И это определило успех: в короткий срок - за три года - была сооружена первая очередь подземки. Работа была тяжелой. Без привычки первое время болели руки, спина, но никто не унывал. Девчата ни в чем не хотели отставать от парней. Врачи не пропускали нас на работу под землю, но мы всячески добивались этого разрешения. А когда женщинам категорически запретили работать в кессоне, три делегатки отправились искать правду к самому Калинину.
Председатель Верховного Совета СССР согласился не сразу.
– Как мне известно, при кессонном способе проходке тоннеля, рабочие находятся в герметически закрытой камере, куда нагнетается сжатый воздух, рассуждал Михаил Иванович.
– Его нагнетают до тех пор, пока давление не остановит напор плывуна- водонасыщенного грунта. Сжатый воздух отжимает своим давлением грунтовые воды и осушает породу. Как же такое может выдержать хрупкий женский организм? Нет, нельзя девчатам в кессон, рожать не сможете.
– Родим, Михаил Иванович, обязательно родим и метро построим, - убеждали метростроевки Всесоюзного старосту и добились своего стали работать в кессоне.
Газета "Ударник Метростроя" писала о первой девушке - кессонщице: "Когда Соня Киеня 29 июня 1933 года натянула на себя жесткую брезентовую спецовку и неуклюже отправилась в забой, многое ей показалось необычным и даже страшноватым. Она признавалась, что под бровями ломило, а в ушах ощущалось пудовая тяжесть. Но она выдержала кессон."