Я Бога вывожу за скобки
Шрифт:
Где лекции слушал профессора о символизме.
Звонок. И заполнили залу ту малу-помалу
Красивые девочки-мальчики, баловни жизни.
Всё тот же профессор читал им стихи Гумилёва,
Пытаясь в стихах показать красоту акмеизма.
И девочки-мальчики явно старались все «измы»
В тетрадь записать, чтоб запомнилось каждое слово.
А он просто слушал и думал: « От жизни далёко.
Чтоб так все туземные страсти лились водопадом –
Поэт
Как мне одиноко, когда никого нету рядом.
Но что-то в стихах этих есть. Может, запах пустыни?
Иль шорохи ветра в оставленном наспех жилище?
А может быть краски – от охры, оранжа и синей
Болит голова до сих пор. И еще много нищих.
Вот нищие те, их столетия не изменили
Как видел поэт, так увидел и я их отрепья.
От нищих в России их вид независимей. Или
Скорей благороднее нищее великолепье.
А что до пустыни, то там по-другому стреляют.
И нет, чтобы кто-то скакал на верблюде двугорбом.
И девочки-мальчики вряд ли себе представляют,
Как их однолетки лежат с перерезанным горлом…».
Он вспомнил всех мертвых . И дактили, ямбы, хореи
Пустою игрушкой ему показались. И прежде
Чем кончил профессор беседу, он вышел за двери
Уже без романтики – к будущей жизни в надежде.
Февраль2020 г.
СУВОРОВ
Я начинал читать роман
с конца в какой-то книге,
В конце там умирал старик,
чье имя знал весь мир.
Он перед Богом был один,
он сбросил, как вериги,
свой высший генеральский чин,
фельдмаршальский мундир.
О чём в час смертный думал он?
О Праге пред Варшавой?
О тех, кто голову сложил ,
кто был в снегах отпет?
Фельдмаршал знал, что будет он
воспет в веках державой.
Но вот простят ли мертвецы –
Бог не давал ответ.
Блаженен муж, коль защищал
в боях свою Отчизну.
Но будет ли блаженен тот
кто воевал во вне
за интересы трех держав,
и воинскую тризну
свершал от Родины вдали
совсем в чужой стране?
Он ждал ответ, он говорил:
« Мне свыше так велели.
Как мог берег, как мог берёг
солдат я от беды».
Но оправданья в счёт не шли:
в разгул ночной метели
выходят воины из могил
и строятся в ряды.
Глаза закрыл старик . Пред ним
идут безмолвным строем
во всеоружьи мертвецы
последних ретирад.
Драгунам, гренадерам, им,
как северным героям,
давно не страшен Чертов мост,
не страшен Сен-Готард.
И я не стал читать роман.
К чему судеб повторы?
К чему атаки и бои,
которых там не счесть?
Лишь пожалел я старика –
драгуны, гренадёры
сквозь старика прошли молчком
и не отдали честь.
Октябрь 2020 г.
НА ПРИЕМЕ У РЕНТГЕНОЛОГА
«Попрошу не дышать», – говорит уважительно врач-рентгенолог.
Пациент и не дышит, на миг замерев на рентгенном экране.
Ждёт вердикта , когда рентгенолог ответит, а будет ли долог
Его жизненный путь. Или скоро дышать он вообще перестанет.
Не дыша, он пытается внутренним зреньем в себя же вглядеться.
В правом легком он видит рубцы – долго в детстве болел пневмонией.
Дальше глубже глядит – переломы ушибы, им некуда деться.
Драки в юности – было. Болел, как и все, подростковой стихией.
Вот и соль в позвонках, что сточились за годы газетной работы.
Вот и сам позвоночник – что можно читать, как большую газету.
Он испытывал драйв – и корпел за письмом в воскресенья, в субботы.
Пусть потом охладел – но следы-то остались, не канули в лету.
Ах, следы, те следы, цепким нервом в лопатку напомнят иглою
Сколько он написал на потребу – и людям, и будням – впустую.
Ничего не создал, не улучшил. На что проливал свет порою,
Втуне так и осталось лежать . Жизнь, выходит, прошла вхолостую.
Но ведь все же и в ней, пусть немного, но были, ведь были просветы?
Или всё так черно? Ни просвета, цвет белый весь черным повыбит?
Он глядит в эту темень . И тщетно он ищет ответы.
Рентгенолог дышать разрешает. А смысл? Он смысла не видит.
Апрель 2020 г.
МОНОЛОГ ИГРОКА
«В школьные годы я был неказист.
Шутки терпел от жестоких проказниц.
Выросли мы – с той поры сверху вниз
Стал я глядеть на своих одноклассниц.
Если и встретимся – не узнаю,
Школьные годы, припоминая.
«Что же ты мстишь нам», – скажет иная.
Нет, никогда, никому я не мщу,
Но никому ничего не прощаю.
Та же история и во дворе.
Неженкой, рохлей меня обзывали.
Но вот как стал я в картежной игре
Всех раздевать, обзывать перестали.
Просит иной: «Я отсрочки прошу,