Я болею за «Спартак»
Шрифт:
Мы переходили на спардеке с одного борта на другой, стараясь запечатлеть в памяти этот праздник красок, пока его не скрыла завеса тумана. Нет, репертуар Арктики еще не был исчерпан!
В густой, непроницаемой пелене тумана «Малыгин» осторожно шел вперед, нащупал вход в пролив Маточкин Шар и бросил якорь против обсерватории. Вскоре мы увидели сквозь редеющий туман постройки на берегу и мощную радиомачту.
Маленький поселок расположен на невысоком пригорке. Голые, угрюмые холмы с нестаявшим за лето снегом окружают его со всех сторон. Трудно было выбрать для обсерватории более неуютное, неприветливое место.
Зимовщики встретили нас возле жилого дома. На них лежала печать
Подробности гибели молодого геофизика мы узнали из некролога в стенгазете «Сполохи», регулярно издающейся в обсерватории.
8 марта начальник зимовки Лескинен и Лебедев отправились сменить двух товарищей, производивших на льду пролива наблюдения за температурой и соленостью воды. День был тихий и солнечный. С высокого берега, в двух километрах от обсерватории, ясно виднелась на просторе пролива палатка и ожидавшие смены люди. Весь путь до палатки, отмеченный частыми вехами, был как на ладони. Но на середине дороги неожиданно налетел шторм. Порывы ветра невероятной силы подымали тучи снега, превращали день в темную ночь. Отчаявшись добраться до палатки, Лескинен и Лебедев повернули обратно. Ветер сбивал с ног, пришлось ползти. За день одолели полкилометра и заночевали в снегу. Утром пытались ползти дальше. Лебедев выбился из сил. Лескинен некоторое время тащил его на себе, но скоро понял, что таким путем им не спастись. Он зарыл товарища в снег и продолжал путь, спеша добраться до дома и выслать помощь. Когда помощь пришла, Лебедев был уже мертв. Он не замерз, он задохнулся. Метель снежной маской залепила ему лицо.
Чудовищной силы штормы — частое явление в этих местах. В шторм нельзя добраться от жилого дома, до магнитного павильона, расположенного в нескольких десятках метров и соединенного с домом канатом. В шторм не мог подняться на крыльцо доктор зимовки Хазов, возвращавшийся из бани. Ему пришлось подползти к дому с подветренной стороны и стучать в окно — звать на помощь. Товарищи бросили доктору канат и общими усилиями втянули его в дом.
На дворе обсерватории лежит сломанная штормом радиоантенна: толстое дерево расщеплено, двенадцать стальных, толщиной в человеческую руку растяжек вырваны из бетонного основания, разорваны на куски, как гнилые нитки. Всю установку пришлось делать заново.
Работа обсерватории заключается в метереологических и геофизических наблюдениях и радиосвязи с кораблями, плавающими в Карском море и в ближней к Новой Земле части Баренцева моря.
Вечер мы провели с зимовщиками, рассказывая им о всех новостях жизни на Большой земле.
На другое утро «Малыгин» прошел проливом Маточкин Шар из Карского моря к Баренцеву. Стоял солнечный день. Узкая лента пролива, разделяющего Новую Землю на две части, медленно расплетала перед кораблем петли своих извилин. Прямо из воды, по обе стороны, вставали высокие горы — серые, бурые, красные. На отвесах гор проступали наружу изломанные складки земных пластов. По ложбинам сбегали к воде потоки ледников.
Но не было ни базальтовых мысов, ни обрывающихся в море глетчерных срезов, ни мерцавших вдали куполообразных ледниковых щитов. Это была уже наша планета — матушка Земля.
«Малыгин» осторожно продвигался вперед. Часто казалось, что он зашел в тупик, что впереди нет фарватера — так круто поворачивал узкий пролив, сжатый горами. Но корабль шел дальше, и кулисы гор раздвигались, открывая новую извилину. «Малыгин» медленно плыл этой цепью зеленых озер, заполненных
В широкую губу мы входили светлой солнечной ночью. По плоскому берегу были разбросаны на большом расстоянии один от другого несколько прочно срубленных домов без всяких признаков заборов и дворов. Голо и неуютно.
Промысловый катер свез нас на берег. Мимо складов фактории Госторга, снабжающего новоземельцев всем необходимым для жизни и промысла, мы прошли к поселку. Большое каменное здание школы, больница. У стен домов и посередине улицы пушистыми комками свернулись лайки.
Возле школы нас встречает бессменный председатель Новоземельского островного совета депутатов ненец Тыко Вылко. Он показывает нам школу и интернат для ребят из других становищ. Учительствуют комсомольцы из Архангельска.
Вся жизнь Тыко Вылко связана с родными островами. Он не только председатель островного совета, он и художник.
В 1911 году провел зиму в Москве, учился в Школе живописи и ваяния.
Во второй раз Тыко Вылко ездил в Москву в 1925 году для доклада в Комитете Севера о нуждах островитян. Он привез с собой на Новую Землю восемь моторных лодок и два больших моторных карбаса. Они заменили старые артельные парусные суда. Это был настоящий технический переворот в промысле морского зверя.
В Москве председателя Новоземельского совета принял товарищ Калинин.
Вечером Тыко Вылко с двумя сыновьями прибыл «с ответным визитом» на «Малыгин». В нашей уютной кают-компании мы потчевали гостей всем, чем смогли: особенно им понравилась квашеная капуста и конфеты.
Расспрашивали Тыко Вылко о встрече в Кремле с Михаилом Ивановичем Калининым. Он отвечал обстоятельно, посмеивался в усы.
— Стою у стены, как мертвый, жду. Входит товарищ Калинин. Думаю: если поклониться до земли, по-старому выйдет. Ну, я ему сказал: «Здравствуй, товарищ Калинин, великий человек». А он меня усадил, сам сел и спрашивает: «Зачем меня великим человеком называешь, я такой же, как и все». Расспросил меня о наших островах. Поговорили с ним о том о сем. Потом я сказал: «Спасибо, что принял». На том и кончился разговор.
Кто-то из нас спросил Тыко Вылко, почему он не пошлет сына в Москву учиться живописи: в интернате мы видели его рисунки.
— Нельзя, — серьезно ответил Тыко, — климат плохой...
Это было так неожиданно, что мы рассмеялись. Между тем Тыко Вылко говорил сущую правду. У жителей полярных областей с их стерильным воздухом нет иммунитета от болезнетворных бактерий, и в городах они легко заболевают.
...Покинув Белушью губу, «Малыгин» шел назад в Архангельск. Ленивые валы мертвой зыби покачивали корабль. Солнце заходило. Багровый диск склонился к горизонту, последние тучи скользнули по волнам. Наступила настоящая ночь, какой мы не видели целый месяц. На мачтах снова, как месяц назад, зажглись зеленые и красные огни. Как месяц назад, частые гудки разрывали тонкую пелену тумана. Арктика осталась позади, мы шли в широтах, где можно было встретить корабли.
Полярный фильм крутился в обратном направлении. Справа по борту прошли в горловине Белого моря «когти», с капитанского мостика недоверчиво косился на них Чертков. По-прежнему невдалеке виднелся выбросившийся на берег корабль. В Белом море шли нам навстречу груженные лесом иностранцы. Устье Двины встретило нас зелеными, поросшими лесом берегами. Потянулись мимо нас лесные склады и баржи. Транспортеры вылавливали из коричневой реки оторвавшиеся от плотов бревна. Мы подошли к знакомой пристани.