«Я больше не буду» или Пистолет капитана Сундуккера
Шрифт:
– Ух ты!… Будет как портрет капитана?
– Поменьше размером, большого холста у меня нет. А что касается художественного уровня, то это как получится…
– Хорошо получится! – Генчик подпрыгнул. – Зоя Ип-политовна. А когда настоящий портрет будет готов, вы этот вот… куда денете? Можете мне его подарить?
– Гм… Если вы, сударь, будете себя хорошо вести. И не станете то и дело скакать перед пожилой дамой в голом виде.
– Но я же не совсем же в голом!… А в одетом виде я не могу все время залезать под душ. А не залезать тоже не
И он опять ускакал под изогнутую трубу с медной «многодырчатой» тарелкой на конце. И пустил на себя упругий дождик. И радостно заверещал под струями. Запрыгал – тощий и блестящий, как чертенок, сделанный из коричневого стекла…
Зоя Ипполитовна с крыльца смотрела, как Генчик танцует среди множества маленьких радуг. И тупым концом карандаша подпирала нижнюю губу – придерживала улыбку. Она сидела на солнышке, ничуть не боясь «расплавиться». Горячие лучи для старых костей – одна радость.
…Но все это было уже потом, когда Генчик хорошо познакомился с хозяйкой «Бермудского треугольника» и стал в ее доме, можно сказать, своим человеком.
А в то утро, после ночных приключений с Прекрасной Еленой, Генчик впервые приехал к Зое Ипполитовне на трамвае. Искать Петю Кубрикова и снова просить его о плавании на тот берег он счел неудобным. Чего доброго, Петя решит, что Генчик использует его влюбленность в Елену.
Зоя Ипполитовна взад-вперед ходила у своих ворот. То ли прогуливалась, то ли поджидала Генчика. Сдержанно обрадовалась:
– О! Весьма приятно!.. А я сперва тебя и не узнала.
Генчик был в черной кепке-бейсболке с надписью NEVADA. В желтой футболке и разноцветных болоньевых шароварах. Потому что утром увидел: со вчерашними ссадинами на улицу лучше не соваться. Все прохожие будут пялить глаза – кто с сочувствием, а кто и с ухмылкой. Это одна причина. А другая (и главная) та, что в прежнем наряде его опять могли углядеть недруги.
Осторожность оказалась не лишняя. На пересадке, где рыночная площадка, Генчик снова заметил своих врагов: и Круглого, и Бусю, и двоих в свитерах, и насупленного лобастого Бычка. И Шкурика!
Судя по всему, компания работала. Давала представление для столпившихся зрителей.
Уповая на свою «маскировку» (и надев еще темные пластмассовые очки), Генчик пробрался поближе.
Главным артистом оказался… Шкурик. Мальчишки в свитерах держали натянутую веревку, а Шкурик на ней акробатничал. Ухватившись черными ручками, он вертелся на ней как макака! А потом даже прогулялся по веревке на задних лапках. После этого он потанцевал на асфальте – под губную гармошку, на которой пиликал Буся.
Зрители аплодировали. Пятеро мальчишек деловито перекликались. Из этой переклички Генчик узнал, что круглого так и зовут – Круглый. Тех, в одинаковых свитерах, – Миха и Гоха. А насупленного – разумеется, Бычок.
Бычок один из всех был молчалив. Без слов обходил зрителей и протягивал перевернутую соломенную шляпу. Кое-кто бросал в нее бумажки и монетки.
– Дамы и господа, граждане и товарищи, мадамы и месье! – беззастенчиво голосил Буся. – Проявите щедрость и уделите немножко ваших дивидендов на пропитание талантливого шкыдленка! Он с малого возраста остался без мамы и папы и должен зарабатывать трудовой хлеб собственным артистическим трудом!
Одна пухлая дама дернула плечами и заявила на всю площадь:
– Фу, какая гадость! Крысиный цирк!
Дама была неприятна, однако со словами ее Генчик вполне согласился. И попятился за чужие спины, когда Буся оказался поблизости. При этом Генчик уронил очки и шарить под ногами толпы не решился. Наплевать. Все равно они старые, треснутые…
Это был третий день работы Генчика над моделью. Ванты на бригантине «Я больше не буду» почти все уже были со ступеньками – с выбленками. Оставалось совсем немного – на вантах у фор-брам-стеньги (Генчик уже знал, что это такое).
Можно было не торопиться. Генчик с удовольствием потоптался босыми ступнями на прохладных половицах, подошел к «той самой» двери.
– Можно я еще немного посмотрю капитанские вещи?
– Сколько угодно! Смотри и трогай все, что хочешь!
Генчик взял с подоконника тяжелый пистолет.
– Зоя Ип-политовна! А можно я попробую выстрелить?
– Да ведь резинки-то нет!
– Я принес.
– Тогда стреляй на здоровье. Только не по экспонатам. И не по стеклам…
Генчик вытащил из кармана резинку – ту, что подарил вчера Карасик. Сделал из нее тугую петлю, надел на пистолет. Оттянул ударник, надавил спуск. Пистолет звонко и охотно щелкнул – будто был сделан лишь вчера, а не лежал без дела полторы сотни лет!
В кармане у Генчика была горсть сухого гороха, специально добытая из маминых припасов. Но оказалось, что трубка узкая, в нее входят лишь самые мелкие горошины. Генчик выбрал только с десяток подходящих.
Он вкатил одну горошину в ствол. Опять оттянул головку ударника. Направил пистолет в открытое окно. Там среди веток был виден верхний край поленницы. На ней стояла мятая консервная банка.
– Зоя Ипполитовна, можно я сшибу эту жестянку?
– Попробуй… Вообще-то из нее пьет Варвара, это бродячая кошка. Очень независимая особа, которая иногда заходит ко мне на двор, я ее подкармливаю… Генчик, если собьешь, поставь обратно. А ты надеешься попасть?
– Я постараюсь.
– Ну, постарайся… – Она, конечно, не верила, что Генчик попадет.
Он и сам не очень верил. Но вдруг получится?… Генчик прицелился, положив длинный ствол на локоть левой руки.
Щелк! Банка со звоном улетела за поленья.
– О! Да ты прямо как Сильвио из повести «Выстрел»!
Генчик со скромной важностью дунул в ствол, хотя, конечно, там не было порохового дыма. И решил пока больше не стрелять. Второй раз едва ли так повезет, и портить впечатление не хотелось.