Я больше не коп
Шрифт:
— Засохни, Хинч. — Фуриа посмотрел на Мелоуна поверх ободка чашки. — Куда—то собрался? — Мелоун надел хороший гражданский костюм с галстуком.
— Я бы хотел поговорить с вами.
— Умный легавый! Я так и думал, что у тебя развяжется язык.
— Я расскажу вам все, что знаю, мистер Фуриа. Но…
— Для начала скажи, где ты спрятал мою добычу.
— Я же говорил, что не брал ее. Прежде всего, у меня не было времени.
Мелоун старался не смотреть на револьвер, лежащий на столе рядом с чашкой Фуриа. Ружье и пистолет были у Хинча.
— О'кей, у тебя
— Она тоже их не брала. Не знаю, как мне убедить вас, мистер Фуриа. Ведь у вас была наша дочь, а Эллен не выжила из ума. Послушайте, я знаю этот город вдоль и поперек. Если какой—нибудь местный воришка украл вчера сумку, что, по—моему, и произошло, я бы мог попытаться его выследить, если бы вы выпустили меня из дому. Я хочу, чтобы вы получили ваши деньги и как можно скорее убрались отсюда.
— Это трюк! — зарычал Хинч. — Не слушай его, Фур. Не знаю, почему ты не даешь мне выколотить из него правду.
— Потому что он не из тех, у кого ее легко выколотить, — отозвался Фуриа. — Пей свой кофе, Хинч. Голди, ты тоже думаешь, что это уловка?
Голди пожала плечами. Она не причесалась и походила на ведьму.
— Я думаю, что взяли деньги они. Он пытается выиграть время.
— Не знаю. — Фуриа потянул себя за длинный нос и побарабанил по столу пальцами. Он смыл с рук сажу, и они снова были чистыми и опрятными. — А если они тебя увидят?
— Кто? — спросил Мелоун.
— Твои дружки — легавые. Я хотел, чтобы ты сказался больным.
— В этом нет надобности, — быстро возразил Мелоун. — На службе грипп, и я четыре дня работал в две смены. Шеф предоставил мне пару дней для отдыха, так что никто ничего не заподозрит, если я появлюсь в городе в штатском.
— Насчет этого он не врет, — сказал Фуриа. — Я читал вчера в нью—брэдфордской газете, что грипп свалил копов.
— Все равно мне это не нравится, — заявила Голди.
— А тебя кто спрашивает?
— Ты.
— Пожалуй, я его выпущу. Он не станет разыгрывать героя, когда у нас его жена и девчонка. Подожди минутку, легавый. — Фуриа подобрал револьвер. — Сходи наверх, Голди, и убедись, что с ними все о'кей.
Голди поднялась из—за стола и прошла мимо Мелоуна, даже не взглянув на него.
— Все в порядке, — сообщила она, спустившись.
— Ладно. — Фуриа кивнул. — Если ты считаешь, что это дело рук кого—то постороннего, Мелоун, докажи это. Даю тебе время до часу дня. Ты либо принесешь мне деньги, либо скажешь, где они, если желаешь добра миссис и девчонке. Да, еще одно.
— Что? — спросил Мелоун.
— Не вздумай привести кого—нибудь с собой или сделать так, чтобы за тобой потянулся хвост. Выбрось это из головы, если не хочешь, чтобы мы с Хинчем размазали по полу мозги твоей жены и дочери. Усек?
— Усек.
Воршеки жили в Лощине, возле излучины Тонекенеке. Это был поселок бедняков, но обладающий своеобразной, хотя и безликой красотой, неведомой трущобам больших городов. Грязные дети играли на замусоренном ландшафте или на камнях речного русла во
Питер Воршек работал в инкубаторных помещениях птицефермы Херли, а миссис Воршек гладила белье для дам из Нью—Брэдфорда, чтобы пополнить семейный бюджет, отдавая все свободное время церкви. Их дочь Нанетт трудилась за ткацким станком на нью—брэдфордской прядильной фабрике, а вечерами сидела с детьми клиентов, к которым особенно благоволила. Воршеки были словацкого или чешского происхождения — Мелоун никогда не знал, какого именно. Старик, от которого пахло куриным пометом, говорил с акцентом и испытывал свойственный европейским крестьянам благоговейный страх перед властью. Он всегда называл Мелоуна «мистер полицман».
Мелоун остановил «сааб» у калитки и вышел. Нанетт в свитере и слаксах телесного цвета сидела на крыльце, читая журнал о кино.
Она походила на сестру.
— Мистер Мелоун! — Нанетт вскочила на ноги. — Что—нибудь не так с Бибби? В среду вечером мне пришлось уйти рано, моя мама заболела. Она до сих пор больна, поэтому я и торчу дома…
— Знаю, — кивнул Мелоун. — Жена мне говорила.
— А что с вашей головой?
— Небольшой несчастный случай. Не возражаешь, Нанетт, если я присяду на минуту?
— Конечно нет.
Нанетт опустилась на качалку — она выглядела польщенной. Мелоун сел на стул, разглядывая ее. Нанетт была крупной девушкой — крупнее Голди — с невзрачным лицом, курносым носом, торчащими скулами и гладкими каштановыми волосами. Мелоун видел Нанетт минимум раз в неделю после того, как она окончила школу, но никогда к ней особо не присматривался. Бибби ее обожала, на нее можно было положиться, а больше ничего от нее не требовалось. Среди парней ходили разговоры, что Нанетт невозможно закадрить, так как старики слишком долго держали ее на коротком поводке, превратив в синий чулок. Но Мелоуну казалось, что он видит огонек в карих глазах девушки.
«Ее удивляет, почему я здесь. Она бы выглядела испуганной, если бы была сообщницей Голди и двух бандитов. Я был прав — ей, по—видимому, даже неизвестно, что ее сестра в городе».
— Отец работает, а мать в постели, — сказала Нанетт, глядя в пол и почему—то покраснев. — Хотите ее повидать, мистер Мелоун?
— Я пришел повидать тебя, — отозвался Мелоун. — Надеялся, что ты дома, зная, что миссис Воршек болеет. — Он заставил себя улыбнуться.
— А миссис Мелоун знает, что вы здесь?
— Да, а что?
— О, ничего.
«Господи, да она ко мне неравнодушна, а я все эти годы ничего не замечал! Это поможет найти к ней подход».
— Нанетт.
Она подняла взгляд.
— Сколько времени ты меня знаешь?
Девушка хихикнула:
— Странный вопрос, мистер Мелоун. Уже годы.
— Я когда—нибудь пытался приставать к тебе?
— Вы? Конечно нет!
— Ты когда—нибудь ловила меня на лжи или попытке воспользоваться твоим положением?
— Нет.
— Ты мне доверяешь, Нанетт?