Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Гриша Тищенко торопливо отошел в сторону. Мне показалось, парню сделалось дурно. Чего удивляться? Он был самый молодой из нас и ушел на фронт добровольцем.
Глава 3
Танковая атака
Мы отвоевали кусок нашей земли, захваченной оккупантами. Но каких потерь это стоило! Я спросил старшего лейтенанта Зайцева:
– Почему полк шел напролом через ровное поле? Что, нельзя было обойти с флангов?
Тимофей Макарович Зайцев помолчал, не зная, что ответить. Стал объяснять, что наступление – сложная
– И тогда пустили в лоб полупьяную толпу. Прямо на пулеметы, а на потери наплевать! Мы что, по-другому воевать не умеем?
Не знаю, откуда вырвались эти слова. Услышь такое любой политработник, меня бы затаскали и песочили без устали. Сомневаться в мудрости больших командиров считалось преступлением. Я верил Зайцеву и говорил откровенно, что накопилось на душе.
– Сто с лишним убитых и две сотни раненых. В полку девять рот, пополненных в последние дни. Мальчишки пришли необученные, а их напоили – и вперед! Три роты как корова языком слизнула. В бронеколпаке стреляных гильз было по щиколотку. Фрицы расстреливали наших ребят, как куропаток. Я посчитал убитых немцев: двадцать пять или чуть больше.
– В наступлении потери один к трем, – пояснил Зайцев. – Ладно, прекратим. И не вздумай болтать лишнее среди бойцов. До комиссара дойдет – он целое дело раздует. Ему же больше не хрена делать. Теперь другой вопрос. Твой пулеметчик, Родион Шмырёв, меня не устраивает. Чего молчишь?
– Слабоватый. Но он на бронебойщика учился, а его на ручной пулемет поставили.
– И бронебойщик из него не лучше бы получился. Или ты другого мнения?
Мы были с Родькой приятелями. Хороший простой парень, который мне всегда доверял. Но на войне мало быть хорошим парнем. В этом наш ротный прав, и оправдывать Шмырёва я не стал. Он действительно порой был слишком беззаботен. Хотя я его тоже предупреждал.
– Раз «дегтярев» заклинило, два… Сколько можно? Мне не сопли нужны, а надежный пулеметчик. А третьим расчетом ПТР пусть Назаров Александр командует. Нормальный парень?
– Нормальный. Вел огонь самостоятельно, когда командира расчета убили.
Вызвали Назарова, рослого парня с оспинами на лбу. Он был родом из волжского городка Быково, работал в колхозе. На войне уже потерял старшего брата и еще кого-то из родни.
– В общем, решили, – подвел итог Зайцев. – Помощника я тебе завтра найду, а пока один справляйся. Цепляй угольники на петлицы, теперь ты младший сержант.
Саня Назаров широко заулыбался, потом козырнул:
– Есть, младший сержант.
Я был тоже повышен в звании до сержанта. Хоть и пустяк, а приятно. Хотя какая разница? Принесли обед, он же завтрак, от которого утром большинство отказалось. Сейчас выпили водки, немного трофейного рома и съели вначале горячую обеденную кашу, а затем холодную, утреннюю.
Люди,
У меня вызвал уважение усатый лейтенант Ступак. Он бы мог выгнать всех в окопы, а сам залечь в тепле. Но этого не сделал. Неторопливо расхаживал по траншее, наблюдал в бинокль за немецкими позициями.
Мое отделение забралось в крытый глубокий окоп, служивший немцам временным складом. Почти все ящики фрицы отсюда вытащили во время отражения атаки, земля была притрушена соломой. Принесли кусок брезента, порванную маскировочную сеть и несколько трофейных шинелей. Заснули, как в омут провалились, прижавшись потеснее друг к другу.
Немцы сыпали изредка мины, но внимание на них никто не обращал. Все были измотаны и спали как убитые. Во второй половине дня проснулись, взялись за восстановление разрушенной во многих местах траншеи. Ступак приказал рыть две землянки:
– Что, думаете, все время в моей командирской дрыхнуть будете?
Этого как раз никто не думал. Позевывая, долбили немного оттаявшую землю. Мое отделение взялось энергично за строительство собственной землянки. Ступак хмыкнул, глядя на нас, но ничего не сказал. Воевали мы неплохо, придраться было не к чему.
Землянку мы, конечно, не достроили. Почва на глубине оставалась твердой как камень. На ночь нас пообещал приютить Филипп Черников. Тот был мастер на все руки. Его отделение выкопало небольшую землянку, зато перекрытую тремя накатами бревен и метровым слоем снега для маскировки. Внутри уже имелась печка, сделанная из столитровой бочки. Правда, разжигать огонь до темноты не рисковали. Немцы на любой отблеск или дым сразу принимались кидать мины.
Вечером пришел розовощекий сержант лет двадцати пяти с туго набитым вещмешком и ящиком патронов на плече. Весело отрапортовал мне:
– Сержант Бондарь прибыл на должность командира пулеметного расчета.
– Как зовут?
– Сергей.
– Ты, Серега, не с курорта прибыл? – тут же поддел его Федя Долгушин. – Щекастый, розовый, как поросенок. Не то что мы, все худые да прокопченные.
– Ладно, это хорошо, что здоровяк. С пулеметом легче управляться, – сказал я. – Но расчета пока нет. Повоюешь один, а там подберем помощника.
Бондарь согласно кивнул и сразу забрал у Родиона ручной пулемет. Внимательно осмотрел его, присвистнул и выругался:
– Ты как из него стрелял? Металл аж фиолетовым сделался. По диску за раз выпускал? – Родька отмалчивался, а Бондарь встряхнул мешок с дисками. – Что, всего два запасных? Где остальные?
– В снегу остались, когда наступали.
– Почему не собрал?
Бесцеремонность новичка меня задела. Если есть вопросы, то обращайся к командиру, а не качай права. Я хотел осадить его, но меня опередил Федор Долгушин:
– Не собрал потому, что Родька из боя не вылезал. Завтра сходите и поищете. А вот интересно, где ты последнее время околачивался? Уж не в окопах, это точно.