Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Командиром шестой роты поставили взводного Анатолия Евсеева, повысив его в звании до лейтенанта. Прямо сказать, опыта у Евсеева было немного, но ставить было просто некого. Погибли и выбыли по ранению много взводных и ротных командиров. Половину взводов возглавляли сержанты.
Наша рота ПТР тоже понесла немалые потери. У меня в отделении на три противотанковых ружья осталось всего четверо бронебойщиков. Требовалось срочно укомплектовать расчеты – немцы могли атаковать в любой момент.
Зайцев привел из пополнения двоих ребят.
– Сумею, не сомневайтесь, товарищ старший сержант, – широко заулыбался Егор, показывая блестящие железные зубы в верхней челюсти.
В этом месте лицо пересекал шрам. Гнатенко был постарше меня. Рассказал, что служит с тридцать девятого года. В начале войны был направлен в учебный полк, где обучал новобранцев. Затем воевал, командовал пулеметным расчетом.
– Давай без званий, Егор, – предложил я. – Здесь не учебный полк, в одной каше варимся. На переправе и плацдарме одиннадцать человек из роты ПТР погибли, а из нашего отделения двое. Возьмешь ружье Сани Назарова. Смелый был парень.
Мой белобрысый помощник Паша Скворцов жалел, что его оставили на левом берегу. Федор Долгушин вздохнул:
– Спасибо Зайцеву скажи, что не потащил тебя в самую пасть. Мужиков-то в семье много осталось?
– Младший братишка и отец. Двое братьев без вести пропали прошлым летом.
Поговорили о семьях. Подошел ротный Евсеев. Он еще не привык к своей новой должности, командовать не научился. Сел с нами покурить, затем стал объяснять, что требуется вырыть запасные окопы и крытый склад для боеприпасов.
Долгушин докурил свою цигарку, поднялся:
– Пойду к себе. Окапываться как следует придется. Земля подсыхает, того и гляди немцы попрут.
Последующие недели прошли, в общем, спокойно. Как всегда, каждое утро начиналось с минометного обстрела. Немцы высыпали на позиции батальона десятка три мин. Иногда начинала работать радиоустановка.
Голос на чистом русском языке рассказывал нам о положении на фронтах. Запомнились такие слова:
– Думаете, вы многого добились своим наступлением под Москвой? Ваши генералы угробили более ста тысяч солдат. Ценой их жизней отодвинули немного наши войска от Кремля и думают, что начали победный марш. А число погибших за первый год войны? Вам кто-нибудь говорил, что только в плен сдались два с лишним миллиона солдат и офицеров. Многие из них перешли на службу в ряды вермахта и участвуют в освободительной…
В этот момент у наших артиллерийских батарей всегда находились снаряды, и на вражескую радиоустановку обрушивались залпы не только полевых пушек, но и тяжелых гаубиц.
Немцам мы не слишком верили. Чтобы угодили в плен два миллиона бойцов и командиров, и представить
На нашем участке, даже спустя недели полторы после боев за переправу и дальнейшего наступления, оставались незахороненными десятки трупов. Три огромные братские могилы, где лежали погибшие бойцы нашего полка и частично других подразделений, были увенчаны деревянными пирамидами с красными звездами наверху.
Там были написаны красивые слова о героически павших за Родину, но не указывалось, сколько человек погребено. Только по размерам этих печальных холмов мы могли предполагать, что полегло наших товарищей не меньше тысячи.
А чего удивляться? Дивизия насчитывала тысяч двенадцать бойцов и командиров. Что для нее потери в одну тысячу! Часто не хватало боеприпасов, продовольствия, но маршевые роты численностью по триста-пятьсот человек шли на передний край непрерывно, пополняя дивизию и соседние подразделения.
Я получил письмо из дома. Мама была почти неграмотная, письма обычно писала одна из сестер. Крупным ученическим почерком мне передавались приветы от родни и друзей, сообщались нехитрые новости. Я ждал известий об отце. Вдруг лежал в госпитале и объявился.? Но отец бесследно исчез в мясорубке сорок первого года.
Я жадно вчитывался в любые мелочи. Весной в речке и на озере хорошо ловилась щука. Дед Игнат (отец моей матери), несмотря на возраст, наловил вентерями штук тридцать крупных щук и много мелочи. Крупные рыбины были с икрой, которую солили. Можно было насолить и рыбы, но соли не хватало.
Мать просила меня беречься и не лезть на рожон – один мужик в семье остался. И в каждом письме скупо сообщалось о моих погибших или пропавших на войне односельчанах.
Новостями я делился с Федей Долгушиным и Родькой Шмырёвым. Они получали письма примерно такого же содержания. Мы очень ждали писем из дома, но радостного в них было немного.
Возобновились боевые и политические занятия. К сожалению, большинство из них носили формальный характер. Надо было опять заниматься строевой подготовкой, зубрить уставы, разбирать и собирать винтовки, метать учебные гранаты.
Вначале наша рота ПТР занималась вместе со всем батальоном. Но Зайцев добился, чтобы нас учили по нашей специальности. Пришло много новичков, которые о многом не имели понятия.
Из досок и фанеры сколотили два макета немецких танков. Красной краской были отмечены уязвимые места. Со скрипом пробили разрешение на боевые стрельбы. Выделили всего по три патрона. С двухсот метров учили новичков поражать уязвимые места немецких танков. Стреляли плохо. Иной раз не попадали даже в макеты, не то что в отмеченные краской места. Ступак разрешил провести повторные стрельбы. Мы учили молодых бойцов крепко прижимать приклады ружей и плавно давить на спусковые крючки.