Я бросаю тебе вызов
Шрифт:
Я не знал, чего ожидал, когда вошел в больницу. Черт, я не знал, что и думать, когда моя мать позвонила мне, плача по телефону, когда она сказала мне, что мой отец в больнице и болен.
Я не думал.
Я не отреагировал.
Только сейчас.
Я не знал, чего я ожидал, но это было не то.
Мой отец, выглядевший худым и хрупким, на больничной койке, отчего он казался еще меньше. Несколько машин пищат и привязаны к нему. Брэд Коултер, которого я знал, был сильным и уверенным в себе, и его высокомерие соответствовало
Это был не Брэд Коултер.
Я не знал, что делать, что говорить… так что я застыл у двери и уставился на человека, который был моим отцом. Незнакомец. Мои легкие сжались, реакции, которой я не ожидал.
Мне все равно, сказал я себе.
Но краткая боль в груди сказала мне, что я все еще способен испытывать эмоции к своему дерьмовому отцу.
Моя мать схватила меня за руку, потрясая меня еще больше, когда она потащила меня дальше в комнату. Она отпустила, как только мы стояли рядом с кроватью, и села на стул. Взяв отца за руку, она сжала его, и его глаза открылись.
Темные круги, усталость и пустота. В этих глазах, которые когда-то обладали такой силой, едва ли было что-то живое. Он моргнул, глядя на нее, а затем улыбнулся, как только мог. Это было небольшое подергивание его губ.
Моя мать вернула улыбку, ее собственную шаткую улыбку.
— Он здесь, — прошептала она. — Он пришел повидаться с тобой. Я же говорила тебе, он придет. Не так ли?
Кто, черт возьми, были эти люди? Потому что они не были моими родителями, черт возьми.
Когда это произошло… как это произошло?
Он посмотрел на меня, и его сухие, потрескавшиеся губы раздвинулись, как бы говоря, но не было слов. Его горло шевельнулось, но мой отец на этот раз промолчал.
Моя мать сглотнула, издавая сдавленный звук в задней части горла.
— Он легко утомляется и не может много говорить. — Она схватила кувшин с водой и налила полный стакан, прежде чем помочь мужу выпить его.
Я провел рукой по лицу и зажмурил глаза. Это было не… реально. Это был чертов кошмар; это должно было быть кошмаром.
— Насколько ты болен? — спросил я сквозь стиснутые зубы.
— Рак, — ответила мама так тихо, что я чуть не пропустил.
— Рак? — повторил я. — Как? Когда я видел тебя в последний раз, ты был здоров.
— Он не был здоров, но он не хотел, чтобы кто-нибудь это видел.
— Когда? — Я лаял.
— Мы узнали около четырех месяцев назад, — сказала она, отводя взгляд от меня.
Четыре месяца. Четыре чертовых месяца, а мне говорят только сейчас.
— Ты не думала, что я заслужил это знать раньше? — Моя мать вздрогнула, и она имела наглость пристыдиться.
Я пронзил Брэда Коултера взглядом.
— Почему сейчас? Зачем говорить мне сейчас?
— Потому что… — начал он, но в итоге закашлялся. Мама вскочила и помогла поднять голову с подушки.
Мои кулаки сжались, и мне пришлось отвернуться. Этот человек не был моим отцом.
Через мгновение приступ кашля прекратился, и я начал ходить по больничной палате.
— Закончи фразу, — потребовал я. Холодно, да. Но я не знал, как еще реагировать, как еще говорить с ними.
— Потому что… я хочу… исправить… это… мне нужен… шанс.
— Значит, ты не умираешь с чувством вины за то, что был дерьмовым отцом?
— Мэддокс! — прошипела моя мать. Я повернулся и встретил ее взгляд своим.
— Что? Правда — это не то, что ты хочешь услышать?
— Я это заслужил, — устало признал мой отец.
Пиздец какой-то.
— Я ухожу отсюда.
Не успел я дойти до двери, как меня остановил голос матери.
— Я хочу рассказать тебе одну историю.
— Я здесь не для того, чтобы слушать какие-то сказки, мама, — буркнул я.
— В этой истории нет сказки, Мэддокс.
Если бы меня спросили, почему я не ухожу, почему я стою у двери и слушаю ее, у меня не будет ответа на этот вопрос.
Я просто не знал.
Может быть, это было что-то в ее голосе. Боль, печаль, вина. Может быть, потому, что все это звучало так реально для моих ушей. Я чувствовал то, чего не должен был.
Повернувшись к ним лицом, я прислонился к двери и скрестил руки на груди.
— Говори. — Одно слово. Это было все, что ей было нужно.
Она сжала руку моего отца, ее глаза остекленели.
— Когда я встретила твоего отца, у него не было еды.
Ч-что за хрень?
Она продолжала говорить, прежде чем я успел что-то сказать, как будто она боялась, что потеряет все мужество, которое у нее было, чтобы говорить.
— Я очень хорошо помню тот день. Мы были соседями, и он постучал в мою дверь. Он спросил моих родителей, нельзя ли ему тарелку еды или хотя бы буханку хлеба, чтобы накормить младшего брата.
Младший брат? У моего отца есть брат? У меня есть дядя? Какого черта я этого не знал? Мой разум закружился, и я несколько раз моргнул.
— Видишь ли, мы приехали из дерьмового района. Из трущоб. Ты мог бы легко описать его как часть трущоб Нью-Йорка. У нас почти не было ни электричества, ни горячей воды, потому что мы не могли за это платить. Мы ели консервы, которые могли получить в местной церкви или в продовольственных банках. В ту ночь у моей семьи почти не было еды, чтобы прокормить себя. Моя мать отказала Брэду. Когда мои родители легли спать, я выскользнула из своей комнаты и пошла к нему домой. Я принесла ему два куска хлеба. Он сломался и заплакал. Ему было четырнадцать, мне одиннадцать. Он быстро накормил своего брата, а сам откусил всего два кусочка. Я узнала, что у них не было еды целых два дня.