Я буду первым
Шрифт:
– Пап, давай не будем.
Он продолжает требовательно смотреть на меня, поэтому излагаю максимально кратко.
– Ирина пришла вчера ко мне. Я был у Еленки, которая сунула мне в нос справку об аборте. Я поэтому и пустил эту. Хотел узнать, на самом ли деле Лена избавилась от моего ребенка. Но вместо этого Пархомова стала предлагать себя. Я ее выпроводил. Она убежала с криками, что я пожалею. Вот и всё.
– А то, что у нее на лице?
– в разговор вмешалась мать.
– Мам, я ее пальцем не тронул. Если бы было по-другому, я бы
Мама решила выяснить все и сразу.
– Лена... Она действительно это сделала?
– Скорее всего, нет. Я уверен, что нет. Иначе Давлатов бы мне прямо так и сказал сегодня.
– Чего? Ты был у него?
– голос отца автоматически повышается.
– Да, был. Мне нужно знать правду.
– Платон! Ты с огнем играешь!
– Да мне все равно, как ты не поймешь! Ленка не отвечает ни на сообщения, ни на звонки, видеть меня не хочет! Еще эта справка дурацкая...
– сам не замечаю, как начинаю говорить громче, чем требуется.
– И что ты добился своим визитом?
– Он сказал, чтобы я дал ей время.
– Чего ты делать, видимо, не собираешься, - подводит итог отец.
С шумом выдыхаю:
– Пап, мам... Я б рад. Только я хочу быть с ней. Видеть, как она меняется, баловать ее, узнать, кто у нас родится, вместе придумать имя...
– Еще скажи, женишься на ней.
– Если бы она согласилась, даже бы не задумывался.
– Тогда надо было кольцо дарить, а не по промзонам ее таскать, - отец не упускает случая уколоть.
– Игорь, Платон - прекратите!
– требует мать, - Насчет Лены ... Сергей хорошо ее знает, если советует, есть смысл его послушать. А вот с Пархомовыми надо что-то придумать. Они просто так не успокоятся. Скорее всего, они отправились в полицию. У Петра там много знакомых.
Мне не нравится ее идея по поводу советов Давлатова, но я предпочитаю промолчать.
– В доме есть видеонаблюдение. На нем должно быть видно, в каком состоянии ушла от меня Ирина. Но лучше поторопиться. Пока запись не пропала, - отвечаю матери.
На что рассчитывала эта идиотка, обвиняя меня в том, что я ее ударил, не знаю. В доме полно камер. Единственное, что приходит в голову, она просто не обратила на них внимание.
– Сам-то разберешься?
– с сомнением тянет отец.
– Да, - ответ звучит резко.
Не теряя времени, еду в Хамовники. Охрана сначала артачиться, не желая мне показывать записи, но после соответствующих денежных вливаний становится необыкновенно покладистой. Я нахожу несколько кадров Ирины, на которых четко видно, что девушка ушла от меня без синяков и других повреждений. Копирую запись, немного подумав скидываю ее отцу. Пусть посмотрит, а то вечно я у него во всем виноват.
Выхожу из подъезда, чтобы ехать в офис, набирая его на телефоне, но поговорить нам не удается. Я не успеваю сделать несколько шагов, как меня скручивают добры молодцы, которые суют мне под нос удостоверения и пакуют в стоящий неподалеку полицейский автомобиль. Сотовый падает на асфальт и его экран покрывается сеткой мелких трещин.
– Платон! Алло! Платон! Алло! Алло!
– раздается из динамика, пока кто-то из полицейских не наступает на него ногой.
– Зря ты так, служивый. Вещь дорогая. С одной зарплаты не расплатишься.
Тот скалится в некоем подобие улыбки:
– Он тебе нескоро понадобится.
Везут меня на окраину Москвы, где также неласково извлекают из машины и заводят в отдел. Но не бьют. Я бы даже этому не удивился. Руки в наручниках с непривычки ломит. И хочется заржать в голос над самим собой. Вот от кого не ожидал такой подставы, так от маленькой девочки - дочки родительских друзей. Но маленькие девочки вырастают. И становятся теми еще стервами.
Я думал, меня сразу же начнут допрашивать. Вместо этого меня заводят в длинный коридор с металлическими дверями, оснащенными решетками, досматривают, забирают содержимое карманов и ремень. Интересуются наличием шнурков, которых у меня нет. Предлагают подписать документы. Отказываюсь. Ребят в форме это не слишком удручает. И я оказываюсь в одном из номеров "люкс". За мной с противным скрежетом закрывают дверь.
В номерах - перенаселение. Компанию мне составляет немытый и нечесаный мужик неопределенного возраста, который враждебно поглядывает и на меня, и на то, во что я одет. Сильный дискомфорт доставляет вонь, впитавшаяся в эти стены за годы, что здесь гостят дети улиц. Да и мой сокамерник источает тот еще аромат. Аппетит отшибет теперь на неделю. Но кормить нас вроде никто и не собирается.
Я жду, что за мной придут. Но время тянется, а никто ко мне не спешит. Вонючее чудо ограничивается недовольными взглядами, не пытаясь завести разговор, безошибочно улавливаю дикую разницу социальных статусов.
Я устраиваюсь на деревянной полке, которая выполняет функцию кровати. Впечатлений мне теперь хватит надолго..
Не понимаю, что этим пытается добиться Ирина. Посадить меня? У нее не выйдет. Вызвать таким образом симпатию? Ничего кроме глухого раздражения не чувствую.
Время тянется. И я, прислонившись к каменной стене, успеваю задремать. Сон мне нравится больше, чем реальность. Я иду по светлому дому за Леной. Она что-то мне говорит и улыбается. Мне так приятно видеть ее улыбку хотя бы во сне. Еще приятнее смотреть на округлившийся животик.
Я тяну руку, чтобы погладить его, возможно, ощутить, как толкается мой собственный ребенок в ее животе, но не успеваю этого сделать.
Меня будит сиплый голос, который орет:
– Хромов, на выход!
Быстро прихожу в себя и следую за полицейским, который приводит меня в чистый кабинет, где за столами сидят трое мужчин в гражданской одежде.
Мне указывают на стул, располагаюсь. Напротив меня - мужик лет тридцати пяти, лысый, крепкий. Мускулы натягивают на плечах рубашку светлого цвета, немаленькие кулаки покоятся на столешнице среди бумаг.