Я буду первым
Шрифт:
– Нашел время. Ладно, в кабинет пошли.
– Да что произошло?
Уже в кабинете дядя отвечает:
– Приятель твой совсем свихнулся. Лену похитил и в какой-то притон хотел продать. Только у нас с его отцом все наладилось. И вот - на тебе! С чего только, никак не могу понять. Ты, случайно, не знаешь?
Я с трудом перевариваю информацию. Мне не верится в то, что слышу. Платон? Лену? В притон? Это не укладывается в голове. И я все жду, когда Давлатов скажет, что это шутка. Но он не говорит. И хотя дядя не назвал имени, я уверен, что
И причину, по которой он так поступил, я знаю. Мне бы промолчать. Но чувство вины не дает. Я не думал, что моя злость на весь мир материализуется и почти приведет к беде. Честно, я вообще не думал. В тот момент спирта в моем организме было больше, чем моей собственной крови. И оттого, что у Платона и Лены все может получится, нутро сводило от зависти. Недостойно. Низко. Подло. Я сам от себя не ожидал такого поступка. Но сделал.
– Это я виноват. Платон прилетал ко мне на Ямайку. Ему кто-то наплел, что Еленка мутит и со мной, и с ним. А он последнее время на ней повернут. Я ему соврал. Сказал, что она ко мне в больницу приходила и я там с ней... Короче, что мы там чпокались.
После этой фразы мне прилетает хороший такой подзатыльник, от которого я втягиваю голову в плечи, не в силах поверить, что он меня ударил. Он никогда не поднимал на меня руку. Ни разу.
– Вы вообще, что ли, с ним из одного дурдома? Кир! Ты же знал, что он с ней! Зачем ты эту ахинею выдумал?
Я не знаю, как ему объяснить.
– Ты... Кир... Ты его зачем-то спровоцировал. Он натворил всю эту хрень. А если бы он не передумал? Оставил ее у этих зверей? Беременную? М-м-м? Если бы ее изнасиловали, изуродовали, убили? Что бы было тогда? Ты как потом бы ее матери в глаза смотрел?
Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то. И тут же его закрываю. Мне нечего ему ответить.
– Проваливай, Кир. И какое-то время не попадайся мне на глаза. Лене я не буду об этом рассказывать. Мне кажется, это будет для нее чересчур. Но чтоб возле нее я тебя не видел. Совсем.
Встреча закончена. Продолжить мозолить ему глаза сейчас - это самоубийство.
Самое скверное - это то, что дядя прав. Все, что он сказал, могло случиться с Еленкой. С ее характером она бы не смирилась с ловушкой, в которую попала. Попыталась бы вырваться. И... Чем это могло закончиться, даже представить страшно. Я не хотел, чтобы так получилось. Разве мог я предполагать, что Платон настолько слетит с катушек?
Мог. И должен был. Тогда там в алкогольном дурмане мне была безразлична судьба Лены, Платона, да кого угодно. Я упивался своим горем, не сознавая того, что вырос и что сам отвечаю за свою жизнь. Да, мне было очень тяжело из-за того, что Саша стала чужой женой. Но это ее выбор. Мне же нужно было сделать свой. Вместо этого я внес хаос в жизни близких мне людей.
Надо поговорить с Платоном. Сказать ему правду.
Остаток дня я трачу на то, чтобы разыскать его. Это оказывается непростой задачей. Справляюсь я с ней лишь вечером.
В свете уличных фонарей Хромов сидит на
Платон в расстегнутом пальто сидит и разглядывает карусель.
Увидев меня, едва заметно морщится, но молчит.
В нашей ситуации какие-то обычные фразы кажутся лишними.
– Я соврал, - абсолютно уверен, что он поймет меня без дополнительных разъяснений.
– Я знаю, - отвечает он мне и долго смотрит на меня равнодушно.
Признаюсь, я ожидал от него другой реакции. Но не безразличия.
– Тебе всё равно?
– пытаюсь я понять бывшего приятеля.
– Нет, Кир, мне не всё равно. Но что я должен сделать, по-твоему? Убить тебя? Разве это поможет мне вернуть Лену? Я слишком долго злился. На нее. На тебя. На всех вокруг. А виноват во всем сам. Только я. Вместо того, чтобы беречь - я старался уничтожить. Вместо того, чтобы любить - я ненавидел. И в итоге... В итоге я не знаю, как быть сейчас. Как сделать так, чтобы она простила. Потому что сам себя, навряд ли, прощу. Это ж надо все так бездарно просрать...
Он криво усмехается.
– Каждый из нас останется с тем, что натворил. Пока.
Он поднимается и не спеша идет к подъезду.
Потом поворачивается и задает вопрос:
– А с чего Орлов говорил, что в больнице видел, как вы целуетесь? Вы с ним договорились?
– Орлов? Я не знаю, почему он вдруг наплел эту чушь. Я с ним ни о чем не договаривался.
Платон кивает больше своим мыслям, чем мне. И продолжает свой неторопливый путь.
А я вынужден с ним согласиться. Нет таких слов, которые могут исправить то, что случилось.
Их просто нет.
Глава 14
Еленка
Я сижу на кухне особняка Давлатова у окна, которое больше похоже на стеклянную дверь. У него в доме много таких окон. Я задумчиво разглядываю кружащийся снег. Конец марта - а зима вернулась.
Не хочется никуда торопиться. Думать тоже не хочется. В голову сразу лезет все, что случилось.
А следом за мыслями приходят чувства. Главное среди них - ощущение огромного, катастрофического проигрыша. Я - бабочка, слишком близко подлетевшая к огню. И спалившая себе крылья. Дотла. Я больше не могу лететь, только ползти.
Уже смеркается. Там под воротами стоит машина Хромова. Я с ним так и не поговорила. Не могу.
Проснувшись в его доме, я ничего так не жаждала, как убраться оттуда. Обида выжигала все чувства к нему. Оставляя лишь пепел. Тем нелепее звучали его признания в любви. Если бы у него все получилось, и в это же самое время кто-нибудь в каком-то гадюшнике совал бы в меня свой хрен, он бы мне потом о своей любви рассказывал? Сомневаюсь. Он поэтому и хотел так со мной поступить. Чтобы смешать с грязью. Я его очень хорошо понимаю. Именно сейчас. Когда он одним ударом вышиб из меня все иллюзии. Их и так немного было.