Я буду первым
Шрифт:
Мама меня не убила, подарила жизнь, сама будучи еще девчонкой. Она училась со мной под мышкой, работала. Не знаю, были ли у нее мужчины. Хотя навряд ли. Она долго не могла забыть отца. Потом появился Давлатов. И хотя к нему можно иметь много претензий, его отношение ко мне было нормальным. Он не шпынял меня, не рассматривал как сексуальный объект, не жалел денег. Да и сейчас нашел после похищения, встал на мою сторону. Но все же он не отец. Я не знала той любви, с которой он относится к Вере. Однако обделенной себя не чувствую.
Взвесив
Нужно поговорить с ним. Для этого мне даже не требуется ему звонить. Потому что он по-прежнему стоит под воротами.
Я надеваю сапоги и куртку.
– Ты куда?
– уже в дверях меня останавливает Сергей.
– К Платону. Сколько еще так будет продолжаться?
– Ты собираешься выйти за ворота и сесть к нему в машину?
– озвученная вслух эта идея кажется так себе.
– Я не хочу, чтобы он сюда заходил.
– Напиши ему, пусть заедет во двор. Там и поговорите.
Пожалуй, он прав. Так размахивать справкой об аборте будет безопасней.
Стою на крыльце и наблюдаю, как машина Хромова заезжает во двор. На улице метель. Колкий снег летит в лицо стеклянной крошкой, пока иду к его автомобилю. Он вылез из салона и ждет, когда я подойду.
Шарю глазами по фигуре и лицу. Все также красив. Но теперь сердце не заходится в бешеном галопе. Я ощущаю горечь несбывшихся надежд и несостоявшегося счастья. Потому что оно между нами не возможно.
Лицо царапает безжизненностью. Темные круги под глазами, бледный, похудевший.
Точно такой же, как я.
И к чему были эти игры? Кому от них стало хорошо?
Главное не начать его жалеть. И себя тоже. Надо просто стать снова чужими людьми. И перестать мучить друг друга.
Только его глаза схлестываются взглядом с моими. И я опять ощущаю эту проклятую связь. Когда же отболит все? Я так устала.
– Я хотела попросить тебя, - голос сел, звучит сипло, как прокуренный.
Мне приходится откашляться, чтобы продолжить.
– Прекрати меня преследовать.
Не знаю, на что он рассчитывал, но слышать это ему неприятно. Он морщится, как от боли.
– Лена, я хочу объяснить.
Наверное, стоит позволить ему высказаться.
– Я слушаю.
Он не пробует подойти. Я тоже остаюсь на месте. Так проще. Злой ветер завывает, мелкий снег бьет нам в лица.
Платон начинает говорить, делает это быстро, словно боясь, что не успеет.
Но ему некуда спешить. Он уже опоздал.
– Прости меня. Я знаю, что это почти невозможно. Но я... Я не могу без тебя. Я так не хотел зависеть от своих чувств к тебе. Но так и не смог ничего с собой сделать. Когда ты осталась со мной, я чуть с ума не сошел от радости. Но ты все время старалась держать дистанцию. А потом побежала к Кириллу. Я же спрашивал тебя, ходила ли ты к нему в больницу... Почему ты соврала, Лена? Я ж подумал, что ты и с ним тоже. После этого мне и пришла в голову идея с видео.
Он глубоко вдыхает ледяной воздух и стремительно приближается. Теперь его лицо очень близко от моего. То, чего я пыталась, избежать.
– Но ты меня переиграла. Я бесился. И тосковал. По тебе. Решил поговорить с Киром. Еле разыскал его на Ямайке. Я так надеялся, что он скажет, что между вами ничего не было. Но он сказал, что вы переспали. Там в больнице. Я вернулся. Как я хотел отомстить! Уничтожить тебя. Как меня уничтожала ревность. Но единственное, что смог - это заняться с тобой сексом и сочинить небылицу про камеру. Я ненавидел тебя, себя. Бухал целый месяц. Может больше. Пока мне не прислали твое фото с этим нерусским. Вот тогда я совсем потерял рассудок. Я договорился продать тебя в притон, похитил и отвез в промзону.
Каждое слово дается ему с трудом, а мне все пакостнее становится на душе. Мое первое впечатление от этих двух парней - и от Кирилла, и от Платона - было верным. Они мне не понравились сразу, как я их увидела. Было в них что-то отталкивающее, как червоточинка в красивых яблоках. Вроде бы идеальных. Откусишь такое и сразу же торопишься выплюнуть.
Удивительно, что Платон надеется оправдаться.
– Я ведь не смог, - продолжает он говорить, - Не смог причинить тебе вред. И никогда не смогу. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И ты. И наш ребенок.
Настало время для точки. Моя рука чуть дрожит, когда я протягиваю ему справку. Я ведь тоже всего лишь человек.
– Поздно. Я не хочу быть с тобой.
Еленка
Еще не стемнело. Погода только гадкая.
Он берет листок и вчитывается в текст. Слишком долго.
Затем смотрит на меня. Глаза Платона сверкают яростью. Он хватает меня за плечи и встряхивает:
– Что ты натворила?!
Какое-то время разглядывает меня, сжигая взглядом.
Но потом словно выключается, разжимает руки и отступает.
– Если ты убила ребенка мне назло - то зря. Сама себя не простишь.
Его губы искажает кривая ухмылка. Он неверяще качает головой.
– Вот теперь я точно все понял. Ладно. Пока.
Я стою, не зная, что мне делать. Может, я не права?! И поступаю опрометчиво?! Может, еще не поздно позвать садящегося в автомобиль Платона, признаться, что соврала? Но в памяти всплывают лица мужчин с промзоны, их автомобили, точно также уходящий Платон. Я встряхиваю головой, отгоняя ненужную жалость. Он - манипулятор. И делает лишь то, что нравится ему без оглядки на окружающих. Если будет знать про ребенка, то жить мне спокойно не даст. Ему нужно все и сразу. Поэтому все разумные договоренности, которые можно бы было достичь, будут им сто раз нарушены. Неизвестно, на что он отважится. Украсть ребенка? Похитить меня? Еще какая-нибудь дичь...