Я буду ждать тебя
Шрифт:
— Та, на ком женился сегодня мой сын, — сколько в ее голосе презрения и самого смертоносного в мире яда, — всего лишь девка, раздвигающая ноги перед всеми мужиками в округе. Тоже мне писатель детективов. Знаю я, каким именно местом она добилась известности, — снова тянет костлявые руки к девочке. — Пошли со мной, чертовка! — Арвен отрицательно качает головой, вызывая сильнейший гнев у бабки. — Отойди от нее!
— Вы не смеете так с ребенком обращаться, — высоко поднимает голову, давая понять, что ее ничем не запугать и не сломить. Амазонка. — Она не ваша собственность!
— Ты еще смеешь так со мной говорить, шлюха? — вот это становится
— Я ужас, летящий на крыльях ночи, — тяну слова под шокированный взгляд миссис Дойл. — Я Черный Плащ, — крепче Виду к себе прижимаю, а потом смотрю на миленькое личико девчушки. — Беги скорее к папе, пусть он придет сюда, — подмигиваю кивающей мне малышке.
— Арвен! — вновь орет старуха. Только теперь удаляющейся спине внучки. Потом поворачивается к нам и обдает ледяным взглядом адски черных глаза, которые могут в статую превратить за долю секунду. Только вот ни я, ни Видана ее не боимся. — Мерзавка совсем от рук отбилась, — всплескивает руками. Вот появись вместо них щупальца, я бы не удивился. Ни грамма. — Мой сын поощряет ее выходки, — похоже бабуля не довольна воспитанием ребенка. — А тут еще кто-то посторонний вздумал учить меня как обращаться с моей внучкой?
— Мама, — громогласно произносит Бран, оказавшись за ее спиной. Бабуля аж вся съеживается и замирает на месте. Натягивает на лицо премилую улыбку и пытается ею задобрить своего сына, только он непреклонен. Смотрит на нее как на опасное насекомое, которое нужно сейчас же уничтожить. — Прекрати трогать Арвен! Хватит! — такое чувство, что новоиспеченный муж может мамашку собственную за шкирку схватить и как нашкодившего котенка вышвырнуть с территории.
— Бран, ты не так все… — пытается оправдать себя, но мужчина и слушать ее не хочет. Перебивает взмахом руки, после чего виновато нам улыбается, мол, простите меня за такую мать. — Сынок, — срывается с места, когда высокий молодой человек скрывается за каким-то кустарником.
— Интересно, — Видана прикусывает нижнюю губу, — что она с мужем сделала? Убила? Или же бедняга попросту сбежал от нее, сверкая пятками? — поворачивается ко мне, как будто ответ тут же хочет услышать.
— Давай догоним ее и спросим об этом, — хватаю за руку и тяну в сторону ушедших ирландцев. — Она наверняка нам все расскажет, — еще раз тяну. — Ну, пойдем же!
— Артур, — вырывает конечность из моей хватки. — Ты такой дурак! — беззлобно смеется, качая головой. — Дурак, — позволяет себя обнять и прижать к груди как можно ближе.
— Ты выслушаешь меня? — вопрос застает меня врасплох. Удивленно смотрю в лицо Виданы, пытаясь найти там подвох, да только на нем отражается лишь твердая решимость рассказать мне то, что я уже долгое время так сильно хочу узнать от нее.
— Конечно, — одно слово, но оно придает ей сил, так как Видана, все еще находясь в плену моих рук, начинает свой рассказ, приводящий меня в разные степени чувств. Такого услышать я точно не ожидал.
Глава 18. Тайна раскрыта
Видана Зотова
Не знаю, что именно сподвигло меня на эти слова. Что дало толчок, чтобы я, даже особо не думая о последствиях, решила выложить Артуру все как на духу. Может эта атмосфера сказки на свадебном торжестве? Улыбки, радость, счастье на лицах молодожёнов? Или же общением с ангелом в образе ребёнка? А может и все сразу. Может, все эти события помогли мне наконец-то раскрыться перед бывшим парнем и выложить ему то, что я так долго ото всех скрывала. Ведь ни Рина, ни Джиневра, никто об этом не знает. Не хотелось бы, чтобы они ввязывались в неприятности, дабы мне помочь. Тот, кто это сделал, уже давно наказан, так что больше ничего такого не произойдет.
— Считаешь, что настал подходящий момент, да? — вижу, что ему очень интересно обо всем узнать, но Артур все-таки дает возможность сдать назад и ничего не говорить, только вот для меня это все камень, тянущий вниз. Избавиться от него можно лишь одним способом — поделиться с кем-то, поведать свою непростую историю.
— Поверь, — садимся на плетеную скамейку в глубине небольшого лабиринта, хотя он и кажется довольно большим. Артур держится чуть поодаль, так как мои объемные крылья не дают ему ко мне приблизиться, — другой такой возможности тебе все узнать не будет, — и это правда. Больше не стану исповедоваться, предпочтя все держать в себе. — Сегодня будет первый и последний раз, когда я говорю о том, что случилось практически год назад, во времена моего становления журналисткой.
— Видана, послушай… — пытается меня отговорить, но палец у рта не дает ему этого сделать. Артур лишь берет меня за руку, чтобы поддержать и ободрить, так как рассказ будет не из легких. По крайней мере для него, я то уже более-менее успокоилась.
— Только ты молчи, — чертовы крылья, даже сесть нормально не могу из-за них. С удовольствием бы сломала, но не хочется портить старания Полы и ее дизайнеров. Потерплю немного сие одеяние, в котором к Парфенову толком повернуться не могу.
Да только он вот находит способ быть лицом к лицу, так как приносит из другого угла точно же такую скамейку (надеюсь, они легкие, а-то надорвется еще) и оказывается передо мной, ободряюще улыбнувшись. Ну как тут не стать им восхищаться, когда он так старается быть ко мне поближе. Как в старые-добрые времена, еще два года назад.
— Чтобы ты не рассказала, я не убегу, сверкая пятками, — поверь, милый, ты можешь еще и заорать при побеге.
— Год назад, — тяжело вздыхаю, и правда ощущая себя на исповеди в церкви. Словно тут священник находится, а я готовлюсь во грехе признаться. Не упоминаю ту причину, по которой пришлось из России сбежать так как для этого вот точно не время и не место. — я начала свою карьеру в области журналистики. Делала первые шаги на этом поприще порой столь неумело, что многие из сотрудниц Нинет смеялись над моими неудачами, видели они во мне лишь дурочку, решившую приблизиться к солнцу. Они так и ждали, когда же я с позором, вся в слезах сбегу из редакции. Ведь там якобы мне было не место. Каждая из этих куриц считала себя особенной, достойной самой главной статьи в своей жизни, только вот… — сглатываю подступивший к горлу ком, так как скоро перейду к главному событию, перевернувшему всю мою жизнь, — никто так и не смог прославиться в качестве журналиста. Не гремело их имя на весь Париж.