Я бы сказала, что люблю...
Шрифт:
— Безопасность действительно впечатляет.
Бекс открыла парадную дверь и пригласила пройти внутрь.
Я и Бекс сидели в кабинете моей матери, пока та толкала свою стандартную речь об «истории» академии. На самом деле она не так уж отличалась от настоящей, только была урезана. Причем изрядно.
— Наши выпускницы работают по всему миру, — сказала мама, а я про себя добавила: Ага, шпионками. — Мы делаем основной упор на языки, математику, естественные науки и культуру. Именно эти предметы, по отзывам наших воспитанниц, им больше
Я только начала получать удовольствие от этой игры, но тут мама повернулась к Бекс и сказала:
— Ребекка, почему бы вам с Ками не провести Макей по нашей академии? — и я поняла, что пришло время для нашего показательного выступления.
Бекс просияла, а я никак не могла отделаться от мысли, что у нас было всего пол-урока по секретным операциям, а мы уже на задании! Откуда мне знать, как себя вести? Конечно, если Макей горит желанием спрягать китайские глаголы или взламывать шифр КГБ, то тут я прекрасно подготовлена, но наша-то задача вести себя нормально, а вот этого я решительно не умею делать. К счастью, Бекс любит поактерствовать. Иногда.
— Сенатор, — воскликнула Бекс, схватив его руку, — для меня была большая честь познакомиться с вами, сэр. И с вами, мэм, — она улыбнулась миссис МакГенри. — Мы так рады, что вы оба…
— Спасибо, Ребекка, — перебила мама, интонацией давая понять, чтобы она не перебарщивала.
Макей поднялась, взмахнув ультракороткой юбочкой, и вышла в Исторический зал, так и не взглянув на своих родителей.
Мы выскочили следом. Макей облокотившись о витрину, в которой обычно были выставлены экспонаты по истории противогазов (приспособление, запатентованное Академией Галлахер, к вашему сведению), прикуривала сигарету. Она глубоко и со знанием дела затянулась и выпустила дым к потолку, где было установлено, наверное, с десяток различных датчиков, и только самый простейший из них — для дыма.
— Тебе придется потушить сигарету, — заявила Бекс, переходя к той стадии операции, где нужно было донести до новичка, что здесь ей точно придется несладко. — У нас, в Академии Галлахер, на первом месте стоят здоровье и безопасность.
Макей глянула на Бекс так, словно та заговорила на китайском. Мне даже пришлось сосредоточиться, чтобы убедиться, что это не так.
— Курение запрещено, — перевела я, вытаскивая из мусорки у лестницы пустую алюминиевую баночку и протягивая Макей.
Она еще раз затянулась и посмотрела на меня так, словно желала сказать, что затушит сигарету, только если я силой заставлю ее. И я, конечно, могла бы это сделать, вот только ей этого знать не положено.
— Ладно, — сказала я и пошла прочь. — Твои легкие.
Но Бекс продолжала сверлить ее взглядом, и, в отличие от меня, по ней сразу было видно, что она на самом деле может спустить с лестницы кого угодно; поэтому наша гостья, сделав последнюю затяжку, бросила окурок в баночку из-под диет-колы и двинулась по лестнице за мной. Мимо нас пронеслась стайка девчонок.
— Сейчас обед, — пояснила я, отчетливо понимая, что конфетки «ММ's» скорешились с мятными леденцами в моем желудке и теперь пытаются убедить меня в том, что им нужна компания. — Можем пойти поесть, если хочешь…
— Нет уж, не надо! — отшатнулась Макей.
Но я, идиотка, продолжала напирать:
— Нет, правда, у нас тут очень вкусно кормят. — Это никак не способствовало выполнению нашей миссии, поскольку хорошая еда, как правило, большое преимущество. Но наш шеф-повар и вправду великолепен. На самом деле он работал в Белом доме, до того как случился инцидент с участием Флаффи (Первого пуделя), гастрономического агента и очень сомнительного сыра. К счастью, одна из наших выпускниц спасла жизнь бедолаге Флаффи, и в знак благодарности шеф Луи перешел работать сюда и балует нас чудесным крем-брюле.
Я уж начала рассказывать о крем-брюле, но Макей перебила меня:
— Я потребляю восемьсот калорий в день.
Бекс и я потрясенно переглянулись. Наверное, столько мы сжигаем за один урок НАСА (нападения и самообороны).
Макей скептически оглядела нас и заявила:
— Еда — это вчерашний день.
К сожалению, именно тогда я и поела последний раз.
Мы дошли до фойе, и я сказала:
— Это Большой зал. — По-моему, такие вещи и надо говорить, проводя экскурсию по школе. Но Макей вела себя так, словно меня вообще рядом нет: она повернулась к Бекс (своей ровне по внешности) и спросила:
— Здесь все носят эту форму?
Мне показалось это особенно обидным, поскольку я была в комитете по утверждению формы, но Бекс только ткнула в темно-синюю шотландку по колено и белую блузку и трагичным тоном заявила:
— Мы носим это даже на уроках физкультуры. — Отличный ход, отметила я про себя, увидев искаженное ужасом лицо Макей. Бекс шагнула в восточный коридор: — А тут у нас библиотека…
Но Макей направилась в другую сторону.
— А тут что? — С каждым шагом она приближалась к классам и потайным ходам. Мы нагнали ее, отпуская придуманные по ходу комментарии типа «Это полотно — подарок герцога Эдинбургского», или «Ах, да, канделябры из мемориала Визенхауса», или мое любимое: «А это меловая доска из мемориала Вашингтона» (Это и впрямь чудная доска).
Бекс как раз дошла до середины весьма правдоподобной истории о том, что если девушка получает отличные оценки за контрольные, ей дозволяется смотреть телевизор целый час в неделю. Тут Макей плюхнулась на один из моих любимых подоконников, вытащила мобильный телефон и стала кому-то звонить, даже не извинившись. (Какое хамство!) Но в неловком положении оказалась все-таки она: набрав номер, она непонимающе уставилась на дисплей.
И я со всем сочувствием, на какое была способна, пояснила:
— Да, мобильные телефоны здесь не работают. — И это абсолютная ПРАВДА.
— Мы слишком далеко от ретранслятора, — добавила Бекс. А это уже ЛОЖЬ. У нас была бы прекрасная мобильная связь, если бы мощный глушитель не блокировал любые посторонние радиосигналы с территории академии, но Макей и ее папаше с Капитолийского холма вовсе необязательно знать об этом.
— Нет мобильных телефонов? — переспросила Макей с таким испугом, будто мы сообщили, что студентов здесь заставляют бриться наголо и держат на хлебе и воде. — Ну все, ноги моей тут не будет! — Она соскочила с подоконника и ринулась в кабинет моей мамы.