Шрифт:
Часть первая
Русско-американская мечта
Глава 1
В 1980-м году коммунизм, вопреки обещаниям большевиков, не наступил. Пролетарии всех стран объединяться не спешили, и пятнадцатилетний Виктор Горчаков окончательно убедился, что не все благополучно в Датском королевстве.
Вопросы справедливости, равенства и устройства жизни волновали Витю с детства. Детям присуща любознательность, но его пытливость ума доводила родителей до изнеможения. Он хотел знать ответы на все вопросы, причем его интересовали такие аспекты, о которых гражданам Советского союза говорить вслух не допускалось. Взрослые, нарастившие защитный панцирь безразличия и смирения, априори принимали существующий порядок. Рассуждать
– Пап, ну а хотя бы Вася? С ним тоже нельзя?
Отец мрачнел, грубо выдергивал свою руку из цепких ручонок сына и продолжал жевать стейк. Но мальчика это не останавливало – он привык, что ответы надо выбивать с нескольких попыток.
– Пап, ну я ж спрашиваю, с Васей, что ли, тоже нельзя? Мы с ним наперегонки бегали сегодня, он почти меня обогнал! Здорово бегает!
– Я могу хоть раз нормально поужинать после работы? – взрывался отец. – Лера, забери его! Или позови няню! Я за что плачу ей по двести рублей в месяц? Лера, где ты там?
– Да иду, иду! – через пару минут из соседней комнаты выходила мама Вити. С собой она неизменно приносила сладкий до удушливости аромат духов. Вообще она выглядела так, будто только сошла с обложки глянцевого журнала – пышногрудая блондинка с кроваво-алыми губами и длиннющими ресницами (разумеется, приклеенными). Валерия Горчакова была некой помесью Мэрилин Монро и Марлен Дитрих. От первой она взяла фигуру и прическу, от второй – тонкие брови и скучающий взгляд. Но сразу было видно, что весь этот лоск и манеры напускные, и что если её как следует умыть и раздеть, вряд ли останется что-то интересное даже при всей аппетитности фигуры.
– Витя, ну-ка кыш из-за стола! Иди в свою комнату, не мешай папе ужинать!
– Но мам! – возмущался мальчик. – Я же просто спросил, почему мне нельзя играть с Васей! И много с кем еще!
– Господи, тебе недостаточно мальчиков из нашего дома? Тут все воспитанные, из богатых семей, а тебя вечно тянет к сирым и убогим! Да у половины их родителей даже автомобиля нет! Какие тут могут быть вопросы? Чего ты от них понаберешься? Как воровать на рынках и курить?
– Но папа тоже курит!
– Боже, что за бестолочь, – мама вонзалась наманикюренными когтями в пухлую ручонку сына. – Встал из-за стола и вышел отсюда! И чтоб больше не сравнивал своего отца с какими-то неудачниками и оборванцами. Выпороть тебя мало, только маникюр жалко портить.
Так Витя и оставался мало того, что без ответов, так еще и с увеличившимся количеством вопросов.
Витин отец занимал какой-то не очень маленький пост в горкоме КПСС. Ездил он на служебной «Волге» а не на ЗИЛе, что говорило о том, что этот пост был и не очень большим. Неизвестно, брал ли папа на работе взятки, но семья жила очень богато даже по сравнению с соседями по подъезду, хотя последние также далеко не бедствовали. Мама никогда и нигде не работала. Она занималась, по её словам, ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей, хотя в доме всегда была домработница, а до семи лет о Вите, единственном ребенке в семье, заботилась няня.
Витя рос крепким и здоровым ребенком. Учеба в школе с английским уклоном давалась ему легко, и если бы не врожденная непоседливость, то он легко стал бы круглым отличником. Однако мальчику больше нравились не умственные, а физические нагрузки. Он перепробовал все виды спорта, какие только культивировались в спортивных секциях его района, но выше второго юношеского разряда поднялся только в боксе. После военной службы он даже дошел до уровня КМС.
Виктор пошел служить по собственной инициативе, несмотря на запрет отца и крайнее негодование матери. Институт Международных отношений, в котором его уже ждали, Витю не прельстил. Узкий круг золотой молодежи, к которому он относился уже по праву рождения, ему тоже не понравился. Потусовавшись некоторое время среди сверстников из благополучных семей, Виктор встал на дыбы, заявив, что там все козлы. Первое лето после окончания средней школы он провел в рабочих кварталах Кировского района в сомнительных, по определению мамы, компаниях местных хулиганов, что оказалось недалеко от истины. За пять месяцев, что прошли после окончания школы и началом осеннего призыва, у молодого повесы уже было семь приводов в милицию, причем пять из них с оружием, а три из этих пяти с огнестрельным. Но осенью Виктора забрали в ВМФ, а не на зону. Сколько это стоило отцу нервов (а может, и денег), никто не знал. Но все обошлось благополучно.
Отслужив два года в морской пехоте, Виктор Горчаков вернулся в родной Питер. Годы военной службы – значительный рубеж в жизни каждого юноши. Уходят служить детьми, а возвращаются уже мужчинами. То же произошло и с Виктором. Даже внешние изменения были значительны: здоровый юношеский румянец уступил место слабому, но стойкому загару, а первый пушок на подбородке превратился в мужскую щетину. Черты лица стали жестче, взгляд внимательнее и увереннее. Самоуверенность еще и в детстве была отличительной чертой характера этого мальчика, но сейчас она перешла все разумные пределы. Особенно после того, как ему довелось съездить в небольшую командировочку и вернуться оттуда живым и здоровым. Тогда ему сказали, что он должен исполнить свой интернациональный долг. Кому и за что он успел задолжать, Виктор не понял, но дело делал честно, добросовестно, за чужими спинами не прятался, сопли не распускал.
За время службы Витя усвоил один очень важный урок – надо жить здесь и сейчас, и жить не абы как, а на широкую ногу! Ведь когда тебя отправляют исполнять долг перед Отечеством, не факт, что вечером ты вернешься обратно. А если все же вернулся, так отметь это дело! Гуляй, кути, радуйся, что живой и невредимый. Жизнь прекрасна и удивительна – пользуйся ею на полную катушку!
Когда он вернулся со службы, был 1986 год. Что-то ощутимо начало меняться, предчувствие скорых перемен буквально витало в воздухе. Отец продолжал служить на прежнем месте, но на работу ездил теперь не на черной «Волге», а на большом красном трамвае. Из дома исчезла домработница, и барской спеси у мамы значительно убавилось. Она продолжала заниматься домашним хозяйством, но теперь ей приходилось делать это своими руками. Родители предложили Виктору опять поступить в институт, но не в МИМО, а в какой-нибудь другой, поскромнее, на его собственное усмотрение. Витя ничего не усмотрел в такой перспективе и пошел работать учеником гравера к своему старому товарищу, с которым еще до службы вытачивал в этой мастерской детали к самодельным пистолетам. Работа ему нравилась, доход устраивал, все было о’кей.
Так прошло два года. Атмосфера в стране продолжала накаляться. Горчаков ощущал это несколько острее, чем большинство его сверстников. Случайно попав в компанию студентов Мухинки, он довольно быстро стал там своим человеком. Несколько раз он приходил на их вечеринки, где ребята не только пили дешевый портвешок и зажимали по углам девчонок, но и пытались осмыслить свою жизнь и будущее страны. А через некоторое время к нему на работу пришел товарищ в штатском и провел превентивную беседу, недвусмысленно дав понять, что только из уважения к его папе решено ограничиться простой беседой. Разговор не прошел впустую – Виктор испугался. На вечеринки ходить перестал, но задумываться над жизнью не бросил.
Спустя некоторое время, Витя вместе со своими коллегами из граверной мастерской организовал кооператив, их бизнес стремительно пошел в гору. Деньги делались быстро, но также быстро плодились жаждущие эти деньги делить. Государство тоже не желало оставаться в стороне от этого процесса, но кроме как делить, оно не собиралось делать ничего. Виктор все чаще стал замечать, что те, кто работают больше, получают меньше, а те, кто не обременяют себя глупыми моральными ограничениями, гребут миллионы. «А чем я хуже? – задал себе Витя резонный вопрос. – Почему я должен гнуть спину и получать, в общем-то, копейки, тогда как другие катаются как сыр в масле?» Пара бессонных ночей, и Виктор отыскал для себя новую стезю – рэкет.