Я - Даго (Dagome Iudex - 1)
Шрифт:
– Чего ты хочешь от меня кроме Андалы?
– спросил Пепельноволосый.
– Правды, - громко заявил Даго.
– Не ради ли этой правды ты убил стражника на моих глазах?
– В главе об исполнении власти, княже, сказано было, что если желаешь ударить врага, следует бить его в самое сердце.
Голубые глаза Пепельноволосого казались выцветшими и серыми будто его же волосы. Но после этих слов Даго они на какое-то мгновение вернули себе голубизну, точно так же вспыхнул и камень на лбу.
– Какой же правды ты желаешь?
– Даже голос Пепельноволосого стал громче и яснее.
– Скажи мне, княже, кто так сильно унизил величие твоё?
Пепельноволосый наполнил кубки мёдом. Но Даго отодвинул от себя угощение. Никогда не брал он в рот напитка, если сам не приготовил его, или же вначале не испробовал его кто-то другой. Он пришел сюда за правдой, а не
– Рассказывают, - дрожащим голосом начал князь, - что несколько десятков лет назад край лендицов пострадал от неурожая и нашествия сотен тысяч мышей. Рядом с нами жили гопеланы, народ богатый плодородными землями и солью, которая сама по себе богатство. Не было у лендицов чем платить за соль, так что пришлось им обходиться без неё, потому и начали они продаваться в неволю к гопеланам. А потом пришли лендицы к моему деду, Нелюбу Пепельноволосому, что жил в крепости Гнездо, и выбрали его своим князем. А потом пошли они на гопеланов и без всякого труда захватили их грады и все земли и положили руку свою на их солеварнях. Дед мой, Нелюб, глядел далёко и всё видел. Он встретил человека, сказавшего, что знает способ постройки градов более крепких, чем даже возведенных из камня. Так дед мой стал обладать тайной постройки крепостей из деревянных ящиков, соединяемых специальными зацепами и заполненных глиной или землею. Обратил он в невольников и лендицов, и гопеланов, и построил их силами три могучие крепости: своё родное Гнездо, Познанию и Крушвиц. Будто запором замкнул он этими крепостями дороги, ведущие с юга на север, с востока на запад, даже извечный тракт, называемый "лугийским", и взял в свои руки всю соляную торговлю. За это народ и прозвал его Нелюбом. После него правил мой отец, князь Нелюб Второй. Он укрепил эти три града так, что уже никто не мог захватить их. Но он же сделал и нечто большее. Он создал державу и чиновников. С тех пор уже не стало дарений, но каждый, что-либо имеющий: дом, огород или кусок земли, должен был платить ежегодную дань в княжескую казну. Таким вот образом отец мой добился большой военной мощи. Это он протянул руку к реке Висуле и сделал из неё дорогу в свет для нашей соли и нашего проса. И вот тут пришло моё время и моя власть. Меня назвали Голубом, так как я уменьшил ежегодную дань, чтобы народ меньше страдал от сборщиков. Уменьшил я и число наших войск, а две крепости, Познанию и Крушвиц, отдал не двенадцати своим сыновьям, но самым могущественным родам - Повалам и Дунинам, ибо так казалось мне справедливее. Меня не учили искусству править, не знал я и того, что жадность людская не знает меры, и много получающий желает еще больше. Взбунтовались против меня мои старосты - Дунины, Повалы и Лебеди с Суши, открыли границы для нападений эстам, для нашествия Крылатых и Длинноголовых людей. Грозят нам и идущие с востока марды. Потому и обратился я к правителю Юмно, князю Хоку, и попросил у него руку дочери его, Хельгунды. Он прислал её мне вместе со ста пятидесятью воинами. Должны были прибыть склавины, но это были только норманны, языка которых я не знал. Никогда Хельгунда не была со мною в постели, но она отравила моих сыновей, а своего выродка Аслака объявила моим сыном. Это она заключила договор с Повалами и Лебедями, а меня сослала сюда, в башню.
– А твой народ, княже? Ведь это он назвал тебя Голубом.
– Ты говорил мне, будто отец твой - великан Боза, но мать твоя обычная женщина из рода Землинов. Разве не ведомо тебе, что Землины - это народ карлов? Разве не ясно тебе, что в нас течет кровь великанов и кровь карлов? Бывают мгновения, когда говорит в нас сила великанов, но приходят годы, когда сила наша мельчает. Народ, которым мечтаешь ты править, ненавидит всяческую власть и послушание к величию этой власти. Эта земля порождает лестков, грабящих эту страну, как когда-то мыши угробили урожай лендицов. Каждый живущий здесь завидует соседу, его достатку и красоте женщин. Всякий ненавидит всякого, даже того, кого еще вчера называл Голубом. Я устал от этой правды, Даго, и за свободу отдам тебе Священную Андалу. Я знаю такое место, куда уплыву, если ты дашь мне лодку и немного еды. Я уйду в забытьё вместе со всем своим достатком: бронзовыми брусками, тремя готскими монетами и двумя женщинами. Я хочу вещать беды как никому не ведомый ворожей. Позволишь ли ты мне это?
– Не понимаю я, княже, - сказал Даго, - почему твой дед и отец, Нелюбы Пепельноволосые, не научили тебя умению править людьми? Почему, когда взбунтовались против тебя богатеи, не воспользовался ты правом каждого повелителя нарекать по-своему людей и дел их? Ведь ты мог крикнуть народу: "Нелюбы и богатеи - это Старое, а я и вы - это Новое. Поглядите на толстые рожи богачей. Разве не разжирели они на обидах ваших? А я - Голуб Обновитель!" Таким бы образом ты поднял бы народ на войну с богатеями, ибо ничего народ не меняет так охотно, как богатеев своих, а с Новым всегда соединяет надежды на улучшение своей жизни.
Молчал Голуб, а Даго продолжал спрашивать его:
– А потом, когда призвал ты Хельгунду и наёмников, а те оказались вероломными, почему не воспользовался ты правом всякого повелителя начертить на земле магическую линию, отделяющую Своих от Чужих, черное от белого, безобразное от красивого. Ты мог обратиться к народу: "Чужаки пьют вашу кровь, это из-за них умирают младенцы, коровы дают мало молока, дохнут волы, а куколь душит хлеба." Всегда необходимо искать и находить Чужих, чтобы народ мог их ненавидеть.
– Мне знакомо умение нарекания людей и вещей, - отвечал Голуб.
– Но к нему же требуется и сила повелителя, а как раз её мне и не хватило. Я рассчитывал на людскую благодарность.
– Ясно, княже. Ты из тех людей, что считают будто делают хорошо, когда чинят добро. Тем временем, "Книга Громов и Молний" учит: "Пасть обязан тот повелитель, который желает делать одно только добро, ибо люди по натуре своей злы." И еще говорит эта книга: "Кто строит на благодарности людской, строит на песке". И еще: "Не жалуйся, повелитель, на свой народ, а дави его сильнее и научи, как обязан он тебя уважать и любить". А теперь, княже, позволь спросить тебя: как завоевать крепости твои?
– А каким образом попал ты ко мне?
– Я дал сторожившему тебя Стиру золотую цепь.
– Покажи сотню золотых цепей, и все крепости откроют перед тобой ворота свои. Ибо, что такое власть без богатства? Ладно, я отдам тебе Андалу, если ты поклянешься в том, что будешь помнить: в тебе течёт кровь не только великанов, но и кровь карлов, которая отозвалась во мне и вызвала все мои несчастья.
Даго почувствовал, как обожгло его холодом. Так значит правда то, что кровь карлов делает человека малым, а кровь великанов - великим! Так как же мог он быть уверенным, что отцом его был великан Боза? А вдруг в нем тоже отзовется когда-нибудь кровь карлов, и превратится он в малого человечка.
– Княже, - еле промолвил он шепотом, дрожащими от страха губами.
– Я совершил уже много сверхчеловеческих деяний, чтобы доказать самому себе, что во мне течёт кровь великанов. Я создам великое, по великанским меркам, творение и не допущу того, чтобы пришла ко мне слабость, родящаяся из крови карлов.
Задумался Пепельноволосый, а потом спросил:
– Как называешь ты то великое, что мечтаешь создать?
– Державой.
– А что такое держава? Разве не создаётся оно затем, чтобы защищать слабого перед сильным?
– Правильно, господин мой. Но для того, чтобы держава была, необходимы и налоги, и дани, и тяготы. Могущество своей державы должны нести на своих плечах её подданые.
– Выходит, что ты желаешь отобрать у народа его свободу? Хочешь уничтожить сделанное мною?
– Я не знаю, что такое свобода, княже. То, что предложил народу ты это самоволье. Нелюбы Пепельноволосые начали укрощать людское самоволье и приучать людей жить в государстве, в державе. Ты же, господин, выпустил прирученных зверей на лужок, а они уже разучились пастись сами. Ты захотел разделить эту самую свободу среди всего народа, а она уже была захвачена, только не народом, а богатеями. Я же знаю, княже, что следует укротить самоволье как богатеев, так и народа. Если и существует нечто такое, как воля и свобода, то её нельзя разделять между всеми, ибо ее всегда не хватает. Даже самовластец не бывает свободным, ибо его держат в узах заботы его государства. Потому не бывает никогда неограниченной власти, неограниченным может быть только самоволье.
На лице Пепельноволосого появилось сомнение. Он не мог управлять языком собственных рук, которые опирал он на стол, слегка шевеля пальцами, что означало: он уже готов снять с головы Священную Андалу и отдать её Даго, вот только что-то удерживает его. И тогда Даго сказал:
– Свободы, княже, на свете столько, сколько каждый человек носит в себе, а может, и еще меньше. Я могу предложить тебе свободы лишь столько, сколько возьмёшь ты в собственный руки и уйдёшь отсюда в неведомое. Возьми её, господин мой, пока еще есть время, потому что завтра может случиться так, ты не получишь не только эту самую малую щепоть, но и жизнь потеряешь.