Я - Даго
Шрифт:
— Ты прав, господин.
— А скажи мне, Херим, что на свете милее всего?
— Женщина, господин.
— Дурак ты, Херим. Милее всего на свете — власть. Благодаря ей, можно иметь любую женщину. И столько, сколько захочешь.
— И опять ты прав, господин. Я не подумал об этом.
— А вот скажи мне, Херим, что на свете могущественней всего?
— Бог, мой господин. А может богатство? Впрочем, знание — тоже сила.
— Туп ты, Херим. Ведь ясно же, что самое могущественное в мире — это власть. Император Карл назначал пап. то есть, правил христианским богом. Трижды он разводился, хотя это и запрещено, и получал на это согласие, а может и вообще, ничьего согласия и не спрашивал. Не было у него особых знаний, читать и писать не умел, но ведь управлял могущественной державой, и мудрые
— И опять твоя правота, светлейший господин. Я слушаю тебя внимательно, но вот, честное слово, все смешалось у меня в голове, и я даже не ведаю, что же такое та власть, о которой ты говоришь с таким воодушевлением?
И ответил ему Даго:
— В «Книге Громов и Молний», в главе «Об искусстве правления людьми» записано: «Нет человека, дела, явления и даже какой-либо вещи до тех пор, пока не будут они надлежащим образом названы. Так что власть — это возможность своеобразного нарекания людей, дел, явлений и вещей так, чтобы определения эти принялись повсюду. Власть нарекает, что хорошо, а что плохо; что белое, а что черное; что красиво, а что нет, что есть героизм, а что — измена; что служит народу и державе, а что этот народ и державу разрушает; что есть по левой стороне, а что по правой, что спереди, а что сзади. Власть даже определяет, который бог сильный, а который — слабый; что следует возвеличивать, а что — принижать.»
— Трудно это понять, господин…
— Жаль мне тебя, темный монах. Разве не находился ты под властью людей в селении над Вядуей? Разве силою власти своей не закрыли они тебя в клетку и называли не человеком, но псом? И ты выл будто пес. И купил я тебя у них не как человека, а как собаку, поскольку называли тебя собакой.
— Да, все так и было, господин.
— Король Людовик Тевтонский дал мне золотую цепь, титул графа и назвал своим другом. «Вот идет друг короля», — орали про меня его воины. Только теперь он именовал меня по-другому: изменником. И тысячи его воинов называют меня изменником, поскольку для них я изменник. Но когда я начну править, силой своей могущественной власти я, быть может, назову Людовика Тевтонского червем. И для тех, кто будет моей власти подчиняться, будет он червем, гнилью, падалью, всем, чем только захочу я его назвать, ибо считается лишь наименование.
— Но откуда ты возьмешь власть? Где твоя держава?
И снова долгое молчание.
— Я уже доказал, Херим, что ты глупец. Как же могу я говорить с глупцом о том, что видал на свете, что пережил? Как могу откровенничать о своих мечтаниях и стремлениях? Ты перестал верить в Бога и продавал людям свои ногти в качестве священных реликвий. Могу ли я быть уверенным, что ты поверишь моим словам? Что поймешь ты из того, что во мне течет кровь великанов, и меня терзает болезнь, называемая Жаждой Деяний? Далеко на востоке есть Страна Спалов, где я родился, и язык которой мне милее всего. Что скажешь ты, если признаюсь, что именно там мечтаю я построить свою державу и ввести ее в историю. Король Людовик Тевтонский дал мне титул графа и золотую цепь. Плевать я хотел на его титул, цепь же эту собирался я отдать за белого жеребца. Потому-то и не имеет значения, как ты станешь меня называть: графом, князем или королем, поскольку для меня будет достаточно — Даго Господин. Когда же я создам свою державу, то подумаю и про титулы. Может и для тебя подберу подходящий.
На этот раз долго молчал уже Херим. Он совершенно не мог ничего понять.
— Ты, господин, хочешь создать собственную державу? Сам, один? Но может где-то там ожидает тебя войско, дружина, твои придворные?
— Никто меня не ожидает. Я даже не знаю, попаду ли в страну спалов. Но я обязательно введу в историю неведомые свету народы. Ведь видел я, как один, два, три человека создавали и рушили целые государства. Мир кажется мне похожим на мокрую глину, из которой можно вылепить все, если есть в тебе кровь властителей.
— Я видел, господин, как ты сражаешься мечом. Но, чтобы создать державу, этого мало.
— Потому что державы строятся не только мечом, Херим. Для этого нужны еще яд, преступление, обман и нарушение собственных обещаний. А еще сильная воля. Я хочу, чтобы ты поверил мне и пошел за мной.
— Но для чего же тебе, господин, сможет пригодиться скриба, монах, которого выгнали из монастыря и предали анафеме? Зачем тебе монах, усомнившийся в Боге?
— Ты рассказывал мне, что банда разбойников творила множество зла, грабила, насиловала женщин, а ты нес за них покаяние, ибо сказано в Священном писании: «Один должен нести бремя другого.» Сколько людей, Херим, падет от моей руки? Сколько преступлений совершу я, прежде чем сотворю собственную державу? Я хочу, чтобы именно ты носил мое зло, ибо «один должен нести бремя другого».
— А если я этого не сделаю, господин? — тихо спросил Херим.
Даго уже засыпал, во всяком случае, так Хериму казалось.
— Ты слаб и не можешь держать меча. Вокруг леса и болота, а еще люди, готовые такого как ты запереть в клетке и сделать животным. Буду ли я милосердным, если отрублю тебе голову, поскольку из-за слабости своей ты задерживаешь мой путь в Страну Спалов?
И еще одно осмелился спросить Херим у Даго:
— А что ты, господин, понимаешь под словами «один должен нести бремя другого»? Как должен я выполнять это задание?
— Ты будешь записывать все мои деяния и оправдывать любое мое преступление и каждый мой проступок таким образом, чтобы на них лежал драгоценный отблеск. Даже когда мы будем по шею торчать в грязи и дерьме, ты напишешь, будто переходили мы ручей с хрустально чистой водой.
— Так значит, тебе необходимо будет мое умение в чтении и письме! обрадовался Херим.
— Оно пригодится, когда пожелаю я выслать известие Карломану или Людовику Тевтонскому. Но ты ошибаешься, считая, будто великан, которого стану я пробуждать, нем и глух. Я научу тебя древнему, магическому искусству склавинов запечатлевать мысли и слова, ты познаешь наши руны. С завтрашнего же дня начнешь ты изучать науку знания и пользования ими. Ведь меня учили, что истинное государство — это налоги и подати для правителя. Нужно будет, чтобы многие люди обладали искусством начертания рун, записывая, кто и сколько отдал для государя, кто сделал это наполовину, а кто и вовсе не сделал. Ибо не может существовать власть без свойственного ей порядка дел и вещей, и важно лишь то, что названо и закреплено в письме. Волшебством наших рун запишешь и мою историю, ибо не существует того, кто в историю не вошел.
— И что же я обязан, господин, записать под датой нынешнего дня? спросил Херим.
— Напиши так:
«В пору сбора красящих куколок Даго Господин перешел Реку Забытья, чтобы пробудить спящего на востоке великана, ибо и сам был из великаньего рода. Прадедом Даго был великий Само, что победил гуннов, называемых аварами, и короля франков Дагоберта. Отца же Даго звали Бозой, и он тоже был из рода великанов — спалов. Даго Господин имел заколдованный меч по имени Тирфинг, а также обучился он правлению людьми при дворах цесаря ромеев и Людовика Тевтонского, короля франков, что давало ему право стать государем. И вот таким образом, переправившись через Реку Забвения, Даго господин очутился в краю пырисян, у которых было семьдесят городищ и три племенных правителя. Будучи один, решил он осторожно обойти их селения и очутился на земле Свободных Людей, или же лобоман, меж племенами пырисян и краем, которым правил государь лендицов, князь Голуб Пепельноволосый. А направлялся Даго Господин в Страну Спалов, поскольку текла в нем кровь великанов, что были родом оттуда. Ехал он на коне по имени Виндос, и сопровождал его человек по имени Херим, дабы описывать его великие деяния для будущих поколений…»
Голос Даго замолк, а потом Херим услыхал ровное и спокойное дыхание спящего.
Той ночью Херим не мог заснуть. Над лесом появилась луна и покрыла поверхность лесного озерца ясным отблеском. Лишь самое короткое мгновение раздумывал Херим, не безумен ли спящий поблизости человек, а может только притворяющийся спящим. Но ведь до сих пор ни один поступок, ни единое его слово не были безумными. Создать державу? Создать нечто огромное как государство?
Ему вспомнились годы, проведенные за переписыванием старинной хроники и требующее колоссальных трудов вырисовывание заглавной буквицы «А». Текст полностью запечатлелся в его памяти: