Я - Даго

Ненацкий Збигнев

И вернулись спалы с громадной добычей в дворища свои и дома. Только не прошло слишком много времени, и снова, вместе с аварами, пошли они на ромеев, прошли всю Элладу, через земли Фессалии и Тракии, занимаясь грабежами до самых Великих Стен. Пленников же убивали не мечом, копьем или каким обыкновенным способом, но, вкопав в землю четыре столба, привязывали к ним руки и ноги схваченных, а после того били их палкой по темени будто собак или змей.

— А кем был этот Боза, вождь антов? — спрашивал мальчик.

— Это был прапрадед твоего отца, Бозы, отвечала ему

Зелы.

— А почему вождь Боза и другие спалы убивали пленных будто собак или змей?

— А по-иному и нельзя было поступать, если хочется тебе стать настоящим вождем, — объяснила Зелы. — В первую очередь следует тебе стать чрезвычайно жестоким, чтобы одно только имя твое будило страх и парализовало волю к сражению. Лишь впоследствии можешь ты проявлять милость и благосклонность. Если же кто начинает с милостей, никогда такой не станет ни вождем, ни повелителем.

Из походов своих спалы привезли не одни только богатства. Принесли они еще и скифскую хворь, вызывавшую, что мужчины надевали на себя женскую одежду и занимались делами, предназначенными ранее только лишь для женщин. Так обабились воины. А женщины спалов становились бесплодными и уже не могли рождать великанов. Обычные женщины, оплодотворенные семенем спалов, рожали обычных людей, но с силою великанов. Только и те, войдя в возраст, либо заболевали скифской хворью, либо уходили куда глаза глядят, охваченные жаждой подвигов. Так стал пустеть край спалов, и постепенно начали селиться в нем обычные люди. Они занимались земледелием, разводили пчел и торговали воском, обменивая его на железные орала и соль. Через много лет от спалов остались лишь великан Боза с сестрой Зелы. Боза утонул в болоте, и последним спалом по крови остался его сын со светлыми, почти белыми волосами, родившийся от обыкновенной женщины.

Печально заканчивалась песнь Зелы. Очень скоро убедился сын Бозы, что великанша пела правду. Совершенно неожиданно один из взрослых парней, наилучший в метании топором, переоделся в женскую одежду и уселся за прялкой. Другой, владевший мечом необыкновенно, поклонился Зелы и прочим обитателям дворища и пошел в неизвестность, чтобы свершить великие деяния, С той поры Зелы запретила мальчику дружить с кем-либо из подрастающих парней. Она же следила, чтобы не заходил он в дома, где те жили, чтобы всегда ночевал в ее ложе, рядом с нею. Она считала, что таким образом убережет его от скифской хвори, и никогда не охватит его жажда деяний.

Как-то зимою, а было мальчику уже четырнадцать лет, когда спал он вместе с Зелы, та осторожно сосала его кончик, внезапно какое-то доселе неизвестное ему, пронзительное чувство охватило его. Необычное наслаждение охватило всего его, пронзило до боли, яички его сжались. И тогда, издав из себя крик отчаяния, наполнил он уста Зелы чем-то белым и липким. Когда же случилось это, охватило его чувство печального спокойствия, позволившее ему заснуть необыкновенно глубоким сном. На следующий день Зелы, крепко обцеловав все его тело, заварила для него крепкие травы.

— Теперь я стану сосать у тебя лишь два раза в неделю, чтобы не забирать твоей силы и семени, — предупредила она. — Ты стал мужчиной, сын Бозы.

А через три дня он перекатил камень через весь двор.

Наступила морозная, лунная ночь. До полуночи разбудила парня Зелы и приказала тепло одеться. Сама она тоже надела бобровую шубу. Взяла она лучины и свою неразлучную дубинку, схватила парня за руку и при свете луны вышла с ним со дворища спалов. Они шли по скованной льдом реке, и, хотя повсюду выли волки, Зелы не обращала на них внимания.

Они очутились на островке, поросшем громадными деревьями. Там был невысокий холм и засыпанный снегом валун. Зелы очистила камень от снега и приказала сыну Бозы передвинуть его. Дважды тот приступал к валуну, но камень не позволил даже стронуть себя с места. Зелы хотела уж было возвращаться, но парень собрал все силы и отвалил валун, открывая глубокий тоннель, выложенный деревянными колодами. Тогда Зелы зажгла лучину и повела сына Бозы в подземелье, где в блеске огня увидал он бесчисленные сокровища, добытые спалами у ромеев. Были там золото и серебро в ожерельях, цепях и диадемах; еще была там различная одежда, сгнившая за много веков, воинское снаряжение, золотая конская упряжь. Зелы открыла громадный, полусгнивший сундук, набитый тряпками, и достала из них короткий меч.

— Вот он, ужасный Тирфинг. Пусть будет он твоим. Только помни о заклятии Одина: если вытащишь его ради битвы, кто-то обязан пасть без жизни. Он предназначался только лишь для руки властелина, Но только не знаешь наверняка, станешь ли ты повелителем.

Сын Бозы взял меч Тирфинг в руку и почувствовал себя разочарованным. Меч был очень легким, изготовлен он был из необычного металла и не блестел, весь покрытый каким-то черным налетом.

— Ты говорила, будто от его блеска можно ослепнуть…

— Разве не видишь ты, что на нем запеклась кровь?

Зелы выбрала для парня щит — легкий, но необычайно крепкий, и железный, покрытый медными пластинами шлем. Еще искусно изготовленную кольчугу, сделанную ромеями, скорее всего, для какого-то полководца. И топрик с длинным тонким обухом, вытянутым за отверстие для топорища и законченный полукруглым утолщением. Все это Зелы завернула в расползающиеся от древности тряпки и приказала парню нести, сама же завалила камень на место и повела сына Бозы назад.

Долгие часы чистил сын Бозы все найденные в сокровищнице вещи, пока те не стали будто новенькие. От клинка Тирфинга, когда падал на него солнечный свет, можно было ослепнуть. Вот почему Зелы приказала парню сделать для меча скромные ножны из липовых дощечек, покрытых кожей.

— Старайся биться топором, — советовала она. — Помни о заклятии. Еще неизвестно, станешь ли ты правителем, и не погибнешь ли сам, если вынешь для боя Тирфинг.

Военное облачение должно было стать для парня новой кожей. Потому Зелы приказала ему каждодневно переплывать на своей лодке реку и часами бегать по лесу и лугам, вооружившись мечом и топором, в кольчуге и шлеме на голове. Так он делал, закаляя свои мышцы и волю.