Я - Даго
Шрифт:
Они верили в Одина и множество других богов и полубогов. Хлодр носил на груди амулет в виде молота, который носил Тор, сын Одина. У других аскоманнов были амулеты с изображениями богини Фрейи, которая давала урожаи и богатства. Среди самых знаменитых городов-портов была Бирка, но аскоманнов было много во всех портовых городах, например, в Хедеби, где они организовывались в дружины «ваэрингйяр», на местном языке такие дружины назывались варягами или варегами. Направлялись они на восток, огибая полуостров Домеснес, а потом шли через озера и реки, перетаскивая корабли по суше, чтобы попасть в большую реку Борисфен, по которой плыли аскоманны за богатствами великолепного Города на Понте. По дороге некоторые селились в различных градах или шли на службу к местным правителям для защиты и укрепления их силы — а иногда и сами давали начало новым династиям повелителей.
«Боэндр» — это были свободные люди, «тхралл» — племя рабов. Для правления имелись конунги, то есть короли, и вожди — ярлы. У аскоманнов имелись и жены, и наложницы. Хлодр хвастал сыну Бозы, что
Хлодр участвовал во многих захватнических походах и умел живописно о них рассказывать. Начинал он молодым дренгом вместе с отцом, во время похода варягов на восток и юг. Тогда они обогнули полуостров Домеснес и через реку, называемую Нева, попали в озеро под названием Ладога, а затем, по реке Волхов, прибыли в край, называемый Гардарика, что означало — Страна Городов. Там отец Хлодра полюбил молодую женщину из племени русинов и остался наемным воем у князя Хольмгарда. Хлодр же с остальными перетащили свои корабли до верховьев реки Борисфен, зовущейся по-иному Данапр, и по ней приплыли в страну ахаев, к теплому морю. Во время этого путешествия, продолжавшегося всего шесть недель, им пришлось преодолевать ужасные пороги, названные: Оульборси, Геландри, Альфор, Боруфорос, Леанти, Струкун. Много варягов погибло, множество ладей разбили каменные пороги, зато у вернувшихся было много товаров и добычи, и прежде всего — большое количество прекрасных золотых предметов.
Хлодру был известен еще один путь для варяжских ладей — по течению реки хазаров, до самого Хазарского моря и дальше, до державы муслиминов, называемых «подданными» и до города по имени Багдад. Туда вел путь нагруженных шелком караванов из страны серов, проживающих где-то на самом краю света. Варяги были выгодны для хазаров, которые, подобно иудеям и муслиминам, любили торговать. По Варяжскому пути, иногда даже вместе с ватагами аскоманнов, шли хазары на север — до самого Друзо или даже к Бирке — по дороге закупая меха, которые называли пермскими. Это оттуда, с дальнего юга, привозили темнокожих рабынь, знающих искусство самой изысканной любви, и тончайший материал — шелк, который получался из нити, производимой белыми червячками, а еще — купленные по дороге великолепные меха белых медведей.
Отец Хлодра погиб в бою, сражаясь на стороне князя Хольмгарда, и был захоронен с соблюдением великолепного ритуала в большой лодье вместе со всеми своими богатствами и любимой женой, среди торчащих вокруг вырезанных из дерева мужских членов. «Вот так же и я мечтаю когда-нибудь быть похороненным», — признался Хлодр сыну Бозы.
Несмотря на уже добытые сокровища, Хлодра все время тянуло к новым походам, прежде всего тем, где можно чего нахапать, поразбойничать. Потому-то, когда по уговору Оттара в Бирке было запланировано нападение на Друзо, Хлодр вызвался в этот поход добровольцем. Но пограбить не удалось из-за осторожности Акума, только Хлодр не терял надежды на то, что ему еще удастся нажиться на Друзо. «А что ты сделаешь потом?» — спросил у него сын Бозы. На это у Хлодра уже имелся готовый ответ. Возле устья Рейна имелся город Дорсстадт, уже захваченный королем Рориком, так что теперь можно было нападать и грабить на все франкское побережье. «Вот в этот поход я и тебя возьму,»- обещал Хлодр.
Минуло время сбора осколы, то есть березового сока, потом еще раз изменился месяц, и наконец пришел месяц травен, когда уже зеленеет трава, а люди выпускают скотину на свежую зелень. Хлодр уже не валялся в кровати, а начинал ходить, опираясь на сделанные им самим же костыли. Он делал несколько шагов по чердаку, чаще всего — от кровати до передней стенки дома Астрид. В одном из бревен выпал сучок, и через дыру можно было видеть реку, вытекающую из озера Друзо, и порт. Льды уже давно растаяли, плененные в их холодных объятиях корабли ушли в дальние края, а на их место все время прибывали новые и новые суда, чтобы через какое-то время тоже уйти из порта. Хлодр научил юношу различать виды суден. Так вот, в порт заходили громадные и широкие ферие с высокими бортами, предназначенные для купцов и их товаров; кнорры для дальних путешествий; скуты — с тремя десятками весел, отличные и для войны, и для торговли; карфи — помещающие от двенадцати до тридцати двух гребцов. У всех кораблей имелась мачта с парусом, места для гребцов, а также руль и киль, позволявшие плыть под углом к ветру. Величина кораблей определялась количеством гребцов и предназначенных для них скамей; делили же эти суда на предназначенные для купцов — канпсикипы, и очень длинные, с малой посадкой — лангскипы, годящиеся для военных походов. Военное судно снекка, как правило, имело двадцать скамей, оно могло взять сорок четыре человека и пару лошадей. Приплывали в порт и несколько меньшие по размеру скейды, очень быстрые; слово «скейд» уже означает «судно, которое быстро режет воду». Самые большие военные корабли назывались драккарами, то есть «драконами», поскольку у них были бронзовые носы с помещенными на них фигурами огнедышащих чудовищ. На носах у других кораблей можно было видеть человеческие фигуры, отлитые из бронзы или даже золота; быков с высоко поднятыми головами, дельфинов и людей с конскими туловищами. На вершинах мачт поворачивались птицы, выкованные из тонкого металла — они показывали направление ветра. У каждого большого корабля было свое имя. Хлодр ожидал прихода «Длинного Змея» — драккара, несущего на носу изображение дракона с раздвоенным языком. Но, хоть каждое утро, а то и весь день высматривал Хлодр через дыру в бревне, следя за рекою и портом — драккар все не появлялся.
Хлодр пока еще не мог обходиться без костылей, и эта беспомощность становилась причиной того, что временами впадал он в печаль, отказываясь от еды, не желая видеть юношу и даже Астрид. Но бывало и так, что он становился буйным и бил мечом в балки крыши. «Остерегайтесь, чтобы как-нибудь не впал я в берсеркер, то есть волчье бешенство, — предупреждал он тогда Астрид и сына Бозы. — Иногда такое случается с аскоманнами во время битвы. Тогда они убивают без разбору, а если их ранят — не чувствуют боли. Такие в бою нужны, но их окружают всеобщим презрением, считая глупцами и безумцами. Но кто знает, не заболею ли я такой хворью от ничегонеделания, и тогда смогу убить тебя, безымянный, и Астрид.»
Иногда Хлодр начинал бахвалиться и вспоминать свою молодость. Он рассказывал, будто еще дренгом мог пробежать вдоль всего корабля по движущимся веслам. Совершить подобное мог человек лишь необыкновенно ловкий и отважный, редко кому удавалось такое, особенно на многовесельном судне.
Как и каждый аскоманн Хлодр любил корабли, и, как каждый аскоманн, желал, чтобы после смерти его сожгли вместе с его судном. Если же кто не был в состоянии купить себе корабль, друзья хоронили такого в каменной гробнице, сложенной в виде корабельного корпуса. «Это мы стали повелителями всех морей и океанов, — хвастался Хлодр сыну Бозы. — Наши корабли не плывут безвольно, подталкиваемые лишь ветром. У них малая посадка, и они могут заплывать даже на сушу. И тогда мы молниями нападаем на не осознающих опасности людей. Наши суда легки, мы можем перетаскивать их по суше или даже нести на плечах. И борта у них выше, чем у всех других кораблей, потому легко нам запрыгивать на вражеские суда с низкими бортами.»
Сын Бозы тоже мучался бездействием. Особенно сильно тогда, когда, как ему казалось, он уже неплохо познал аскоманнский язык и обычаи. Он еще не мог упражняться с Хлодром на мечах, поскольку тот передвигался только на костылях, и его можно было легко победить. Надоела ему и любовь Астрид. Зелы научила юношу не только языку тела и глаз, но и пониманию тела мужчин и женщин. Благодаря этому, он мог довести Астрид до потери сознания, вызванной экстазом. Только вот она не могла сделать такого же с ним, ибо не знала тайн мужского тела. В ее объятиях сын Бозы тосковал по Зелы, и его телесное желание никогда не было исполнено до конца. «все наши женщины холодны, — сказал ему Хлодр, когда юноша пожаловался ему на отсутствие любовного искусства у Астрид. — Да, запомни и еще одно наше присловье: холоден совет нашей женщины. Поэтому будь осторожен и не слишком прислушивайся к ее советам.»
Астрид было двенадцать лет, когда ее похитили из какой-то склавинской деревушки и продали богачу Оттару в Друзо. Она выросла красивой девушкой, воспитанной аскоманнскими женщинами, и Оттар взял ее себе в жены, перед тем торжественно отпустив на волю из рабства. От аскоманнских женщин Астрид научилась быть сильной, выносливой, готовой сражаться рядом с мужчиной, но эта суровость воспитания лишила ее свойственной женщинам мягкости и подчиненности, куда-то забрала сладость и теплоту, которыми были знамениты женщины юга. Таких можно было встретить лишь в шалашах у городских валов и воспользоваться ими за деньги. Сына Бозы до сих пор мучила Горячка Деяний бывало, что по ночам, лежа рядом с Астрид, он буквально скрежетал зубами, мучимый желанием свершения великих дел. Но, тем временем, приходилось оставаться в бездействии, так как ожидаемый драккар в порт так пока и не пришел. Потому все чаще сбрасывал он с себя ярко-красный костюм и, одетый лишь бы как, с кошелем, набитым деньгами, выбирался в шалаши к городским стенам. Его Жажда Деяний выливалась в посещение бесконечного числа продажных женщин. Он щедро платил тем, кто дарил ему самое изысканное наслаждение. Случалось, что он привлекал к любовным подвигам случайно встреченных аскоманнов или эстов и, уже вместе с ними, заключая споры, сколько кто успеет посетить шалашей за одну ночь, совершал невообразимое: за одну ночь случалось ему поиметь восемь, девять, а то и все двенадцать женщин. Никому и никогда не выдал он того, где живёт и как его зовут, ибо, по сути своей, имени у него ещё и не было, потому и окружала его атмосфера тайны, так как сын Бозы исчезал так же таинственно, как и появлялся. Лишь к утру возвращался он в дом Астрид усталым и спал до полудня, не рассказывая, где был и что делал.
Однажды он увидал, как Астрид удовлетворяет телесное желание Хлодра. Аскоманн, как обычно, лежал на своём ложе на чердаке и, почувствовав, что желает женщину, вытащил наружу свой поднявшийся член и позвал возившуюся на кухне Астрид. Та послушно поспешила наверх и, увидав торчащее естество, сразу же поняла, чего Хлодр от неё хочет. Она тут же залезла на Хлодра верхом и задрала юбку. Сын Бозы поднялся по лестнице и увидал, как Астрид впихивает в себя член аскоманна, ритмично крутя своими ягодицами, пока не почувствовала извержение мужского семени. Тихо ойкнув, она слезла с Хлодра и, будто ничего особенного не произошло, спокойнёхонько вернулась на кухню и к сыну Бозы. А тот, даже неизвестно почему, вдруг почувствовал к ней отвращение и решил уже никогда не иметь с ней больше наслаждения. Любовь, учила его Зелы, была искусством, Астрид же пошла к Хлодру и отдалась ему так, будто тот попросил чашку воды или кусок мяса. Получалось, что ей было всё равно, что давать — себя или еду с питьём. Ничего не поняла она, живя с сыном Бозы; напрасно учил он её любовному искусству.