Я дрался на «Аэрокобре»
Шрифт:
Восьмерка «ястребков» возвращалась домой. Семь из них шли в строю, а восьмой тянулся далеко сзади. При увеличении оборотов мотора и скорости его начинало тянуть в пикирование. Приходилось идти почти на посадочной скорости – я никак не мог пристроиться к группе. На счастье, фашистских истребителей поблизости не было…
Бобров и все остальные успели сесть и зарулить на стоянки, когда я еще только подходил к аэродрому. Сразу выпустил шасси, щитки и зашел на посадку…
Королев выключил мотор, расстегнул лямки парашюта, открыл дверцу и
Все прилетевшие самолеты моментально окружили механики, мотористы, оружейники. И у «ястребка» Королева собрался весь экипаж.
А рядом пустая стоянка. И никогда больше там не будет стоять его «ястребок». И он сам не будет идти после вылета сюда с радостным или хмурым – в зависимости от результатов проведенного вылета – лицом. Вместо него оттуда идет Волков. Что ему сказать?.. Виктор печально опустил голову.
– Товарищ лейтенант, а где мой?
– Там… – Королев махнул рукой в сторону линии фронта, тяжело вздохнул и добавил: – Врезался в землю…
Самолет сильно «висел» на ручке: все время стремился опустить нос и перейти в пикирование, хотя триммер был выбран полностью. «Ничего, еще немножко, сяду…» Но со старта одна за другой взвились несколько красных ракет – запрещение посадки. «В чем дело?! Расчет правильный». – Я решил не обращать внимания на ракеты и садиться. Больше бороться со своим отяжелевшим «ястребком» я не мог.
Приближается земля, выравнивание… Через несколько секунд колеса коснутся заснеженной поверхности летного поля, и самолет покатится по аэродрому. Я взглянул на посадочное «Т» – нужно уточнить расчет. Возле черных полотнищ на снегу лежал человек. Он зачем-то задрал ноги вверх, хлопал по ним руками, потом вскочил и выстрелил из ракетницы почти прямо в самолет.
«Шасси!..» – догадался я, и рука сама в тот же миг двинула сектор газа вперед. Мотор взревел, и «ястребок» пошел на второй круг. Тут только я посмотрел на лампочки сигнализации шасси.
Горели красные огоньки. «Шасси не вышло… Нужно выпускать вручную…»
Два круга пришлось сделать над аэродромом. Пот заливал глаза, лицо, струйками пробегал по спине и груди. По мере выхода шасси «ястребок» все больше «висел» на ручке. Руки от напряжения противно дрожали. Но наконец загорелись зеленые огоньки – шасси выпущено!
Еще в начале пробега самолет сильно повело влево. Даже правый тормоз не помогал. О рулежке не могло быть и речи. Скатившись с посадочной полосы, обозначенной редкими вешками, влево, я выключил мотор. Открыл дверцу, приподнялся, но тут же снова сел. Все тело болело, стало каким-то непослушным… Наконец кое-как сумел выбраться из кабины и почти упал на землю. Оперся о крыло, стоял, отдыхая и наслаждаясь холодным ветерком, приятно овевающим разгоряченное лицо, мокрую от пота гимнастерку.
Минут через пять подбежали Волков, Ананьев, Карпушкин. Некоторое
До меня не сразу дошел смысл того, что говорил Николай.
«Врезался в землю… Взорвался… Кто врезался?»
– Товарищ командир, так что же случилось?
– Что?
– Мне сказали, что вы врезались в землю, самолет взорвался… Ой, что это я?! Вы ж замерзнете! – Волков, обрадованный возвращением командира, только сейчас заметил, что тот, мокрый от пота, все еще стоит раздетый на морозе и его гимнастерка уже покрылась инеем. – Возьмите мою куртку! – Он стал снимать свою недавно полученную новенькую и поэтому еще чистую техническую куртку.
Я не обратил внимания на предложение одеться.
– Ни черта я не врезался. Видишь, прилетел… – Я посмотрел на хвост самолета. Там не было половины руля высоты, а левая сторона стабилизатора как-то уродливо выгнулась. – Прилетел… А где остальные?
Николай понял, что командир спрашивает о летчиках.
– На КП все, обедать пошли.
– Ну и я пойду на КП. Куртку туда пришли. – Я пошел через посадочную полосу.
– Товарищ командир, возьмите пока мою куртку!
– Тут недалеко, так дойду…
– Женька?! Ты откуда взялся?! – встретил меня у входа в КП заместитель начальника штаба полка Земляченко. – А я только что в дивизию передал, что ты сбил одного и сам врезался в землю.
– Ну и как, похож я на покойника?
– Почему же тогда Бобров говорил?
– Я и сам думал, что врежусь. Давай звони в дивизию, пускай воскрешают обратно.
– Придется… Да ты иди обедай, замерз. Почему без куртки?
– На стоянке еще не был. Самолет вон где пришлось бросить, – я указал на «ястребок», одиноко стоящий на летном поле, и начал спускаться в землянку КП.
При моем появлении в помещении, где обедали летчики, на минуту воцарилось молчание. Потом все вскочили и бросились к дверям.
– Женька?!
– Пришел?!
– Когда успел?! – О возвращениях летчиков, считавшихся погибшими, все прекрасно знали. Это бы никого не удивило. Многие «погибшие» возвращались в полк. Но еще не было случая, чтобы летчик возвращался так быстро. Ведь только-только успели передать сообщение о его гибели!
– Ладно вам, вон Цыгана два раза хоронили, а ему хоть бы что! Смотрите лучше за своим компотом! – пришлось остановить ребят.
У стола, оставленного летчиками, орудовал под шумок известный любитель компота адъютант второй эскадрильи Воравко. Он допивал четвертый стакан и тянулся за пятым.
– Ну-ну-ну, только без рук! – крикнул Бургонов. Он вспомнил, как однажды Воравко решил выпить компот за всех летчиков своей эскадрильи, а чтобы у него не отобрали, он обмакнул палец в каждый стакан, приговаривая: «А ну, посмотрим, горячий он или холодный!»
После обеда на стоянку возвращались все вместе.
– Виктор, а как вылет у второй эскадрильи прошел?