Я дрался на Т-34. Книга вторая
Шрифт:
Это училище я окончил в начале июня 1943 года. Был организован маленький вечер, и нас, 9-ю, 10-ю роты, посадили в вагоны — и на фронт. Тех, кто выпускался перед нами, направили на заводы получать технику, а нас направили сразу на фронт. Готовилось сражение на Орловско-Курской дуге. Техника была, но не хватало людей. И вот так, прямо из училища, я попал на фронт в Уральский добровольческий танковый корпус. Ехали через Москву. Мои родители жили в городе Электросталь, и домой я не мог заехать, а к дяде, который жил в Москве, забежал. Я тогда разбил часы, и дядя снял мои часы с руки, забрал себе, а взамен дал мне другие: «Возьми, Павел. Я уходил в армию с ними — вернулся, мой брат уходил в армию, я ему их давал, — вернулся. Теперь я их тебе дарю. Возвращайся».
Приехали мы под Москву в 244-ю, впоследствии 63-ю гвардейскую бригаду. Я оказался во 2-м танковом батальоне, командовал им Пупков Иван, а Сашка Сидельников был моим командиром роты. Приняли экипажи, и нас направили в Морилово. Я стал командиром танка — сразу на взвод меня не поставили, потому что я только из училища был. Молодой, никакого опыта,
В первом экипаже заряжающим был Вася Лежнев, механиком-водителем Витя Кожевников, радиста не помню… Первый бой? Какое-то было непонятное состояние. Знал, что будут вражеские танки, что надо их подбивать, двигаться вперед, что нужно делать все, чтобы победить. Помню, как подбил самоходку, — попал с близкого расстояния… Мы освободили Волохов, Карачев и Брянск. После этого нас вывели на переформирование в брянские леса, где мы очень долго стояли. Там мы стали гвардейцами, нам вручили гвардейское знамя, и всем — гвардейские значки. Почти в два раза повысили оклады! Много ребят было награждено орденами и медалями. Я за эту операцию награжден не был, но для меня был дорог гвардейский значок.
В те дни все бригады доложили в те города, от которых они формировались, о том, что они с честью выполняют свой долг. К нам в брянские леса приехали делегации. В Челябинскую бригаду прибыла делегация из Челябинска, в Свердловскую бригаду — свердловская, в Молотовскую бригаду — молотовская делегация. Привезли нам подарки. Каждому вручили небольшой ящичек, а там махорка, варежки, носки, носовые платочки. И в каждом ящичке была маленькая бутылочка. В моем ящичке была записочка: «Пишет ученица 3-го класса. Дядя воин, я посылаю вам эту посылку. Связала носки, варежки, взяла у мамы 100 рублей, купила махорки, высылаю вам эту посылочку. Быстрее уничтожайте немцев, нам надоела такая жизнь…»
Помню, мы хулиганили. Нашли немецкие снаряды. В гильзе был порох длинными макаронинами. Его с одной стороны зажжешь, с другой зажмешь ногой, а потом, как отпустишь, он летит, свистит. Ребята говорят: «Давай катюши делать!» — «Как?» — «Снаряд выбросим, выроем яму, опустим туда эту гильзу, к ней проложим пороховую дорожку». Сделали мы четыре ямы, положили гильзы. Командир бригады подходит: «Что вы делаете?» А мы только подожгли дорожки. Как эти гильзы полыхнули! Пламя выше деревьев! «Макаронины» эти с воем разлетелись. Командир на меня: «Это ты сделал!..» Но обошлось. Кроме того, ходили на танцы… Но служба есть служба, развлекаться старались так, чтобы поменьше было разговоров. Готовили личный состав к боям. Пополнение к нам приходило истощенное. Бывало, на себя два автомата вешаешь, только чтобы они могли идти! Много ребят пришло из сел. Они привыкли хлеб и картошку есть, а у нас был рацион. Сначала им было трудно, они ходили на кухню: собирали очистки и варили их, но потом привыкли.
В начале 1944-го вступили в бои под Каменецк-Подольском. Помню, на окраине населенного пункта в капонире стоял немецкий танк «тигр». Получилось так, что я шел прямо против него. T-VI намного отличался от нашей машины. Наша машина превосходная, но у них был сделан электрический пуск пушки и пулеметов, поворот башни… А у нас командир машины был как работник цирка. Правой рукой он поворачивал башню, левой рукой пушку. Стоишь фактически на левой ноге, а правая на ножном механическом спуске, и кроме того, ей же тыкаешь механика-водителя — вправо, влево, по голове — короткая. Идешь, тебя вот так трясет: кусочек неба, кусочек земли. А механический спуск — это же система рычагов. Пока эти рычаги сработают — цель уже ушла. А у немцев все было электрическое! К тому же «тигр» мог пробить нашу «тридцатьчетверку» с дистанции полтора километра. А у нас же стояла 76-мм пушка. Мы могли поражать немецкие танки типа «тигр» на расстоянии 400–500 метров. Я шел, маневрируя туда-сюда этаким зигзагом: мы с механиком-водителем эту систему еще раньше отрабатывали. Когда я подошел на близкое расстояние, механику по голове: «Короткая!» «Тигр» начал разворачиваться — хотел уходить — и подставил нам борт! Я произвел выстрел, вижу, что мой снаряд попал, немецкий танк загорелся. Тогда я прекратил стрельбу. Думаю: «Пойду дальше». Но, оказывается, мой снаряд попал в трансмиссионное отделение. Немцы этим моментом воспользовались, развернули пушку и произвели выстрел по моей машине. Снаряд попал нам в правую сторону под башню: заряжающего разорвало на куски, радисту снесло голову… У механика-водителя люк на защелках был приоткрыт. Он крышку открыл и выскочил. Я тоже попытался выскочить, но мой люк был закрыт. Открыл — тут же возникла тяга, и пламя потянулось ко мне. От танкошлемов идет четырехжильный провод к радиостанции и ТПУ. Я выскакиваю, а выдернуть фишку из гнезда забыл, и меня сдернуло обратно в горящий танк… Потом я не помню, как выскочил, что, где… Каким-то образом мне удалось отбежать метров на тридцать, и тут сдетонировала боеукладка… Ничего не слышу, выговорить ничего не могу! Меня даже не царапнуло, только контузило… Пришел в себя в медсанбате, где пролечился дней десять. Тут уже начал немножко говорить и слышать. За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды.
Вернувшись в батальон, вступил в дальнейшие бои — как раз в это время мы подошли к городу Каменец-Подольскому. Помню, в боях на подходе к городу у нас почти кончилось горючее. Ночью немцы сбрасывали с самолетов горючее своим частям — на парашютах мешки с торцевыми подушками. Немножко не рассчитали, и большая их часть попала к нам. Сперва мы думали, что они нам набросали какие-то новые бомбы. Мол, дотронешься и взорвешься. Мы же молодые, пацанята еще, — нам интересно. Привязали трос к одному такому мешку, подвели к танку, дернули — не взрывается! А когда разнюхали, что это солярка, — давай кто больше натаскает.
В обороне стояли около месяца. Получили танки — меня назначили командиром взвода и дали Т-34–85. Их пригнал командир взвода нашей роты старший лейтенант Коля Потапов: на одном танке он остался сам, а я принял вторую «восьмидесятипятку». На этих машинах был поставлен новый прицел ТШ-15, электрический спуск пушки и пулеметов, электромотор поворота башни. Эту машину я не знал, и Коля меня учил. Зато я ему передал свой боевой экипаж, а его, молодой, принял, и начал готовить его к последующим боям. Мой механик-водитель Витя Кожевников ушел к Потапову, но перед этим передал свой опыт молодому, что оставался в моем экипаже.
Здесь пришел приказ о проведении показных стрельб этой новой машины для командного состава 1-го Украинского фронта. Командующим фронтом у нас в то время был Жуков. А надо сказать, я отлично стрелял — у меня все время были удачные бои со стрельбой. Моему экипажу было приказано ночью вывести танк и привести его на площадку. Притащили два немецких танка «тигр». Поставили их рядом, один — лобовой броней, а второй — бортом. Я вывел свою машину и поставил ее где-то на расстоянии 1700 метров от целей. Эта пушка могла поражать немецкие танки на расстоянии до 2 километров! Я высадил наводчика, сам сел за прицел. У меня было время, и я послал пробные три снаряда — ни одного попадания! Берет мандраж! Не пойму, в чем дело! Я же стрелял очень хорошо! Менять машину нельзя — уже рассвело, немцы заметят. Прикинул и понял, что снаряд весит пуд. Когда заряжающий посылает его в казенник, то клин затвора поднимается и сбивает прицел. Сбой на миллиметр в танковом прицеле дает на расстоянии 2 километров 3–5-метровую ошибку. Рядом с танком стоял командир нашей бригады Фомичев: «Ты чего?» — «Товарищ полковник, Михаил Юрьевич, я уже понял свою ошибку. Стрелять буду я. Все будет точно». Вскоре подъехал Жуков. Я доложил, что экипаж готов к показным стрельбам. Мне дают команду выпустить три снаряда по бортовой броне и три снаряда по лобовой броне. Отстрелялся я лучше, чем на пятерку, — расстояние между попаданиями было приблизительно 40–60 сантиметров — вот какая кучность! Доложил Жукову. Все три снаряда, выпущенных мной в лобовую броню, пробили ее и взорвались внутри. А те, которые попали в борт, пробивали обе стенки и только тогда взрывались. За эти показные стрельбы был награжден маршалом Жуковым именными часами, на которые была выдана справка: «Выдано гвардии младшему лейтенанту Кулешову Павлу Павловичу… Заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Жуков». Они сейчас хранятся в Челябинске, и справка тоже лежит в музее в Челябинске.
Здесь что получилось. Мы освободили город Тернополь, а немцы опять его захватили. Нас срочно сняли с обороны, погрузили на платформы, чтобы перебросить к Тернополю. Но бандеровцы подбили наш паровоз, эшелон разорвался, мы начали прыгать прямо с платформ как попало… Все-таки мы успели не дать немцам возможность пойти дальше и освободили Тернополь второй раз. После Тернополя мы пошли на Львовскую операцию. Во взводе было две машины Т-34–85.
И вот мы входим в прорыв в районе города Злочев. Начали продвигаться вперед — встретили сильный заслон противника. Львовская область — это своеобразное место: там и лес, и горы, и болота. В то время дорог там не было, а если и была трасса проведена, то по ней двигаться было невозможно. Бригада подошла, а пройти не может. Начали искать обход через лес. Там был овражек, по дну которого тек ручей. Танки прошли, дорогу разбили очень сильно. Наш взвод шел в конце. Машина Потапова села: Витя Кожевников не сориентировался, а командир его не поправил. И тут обстрел! Я обошел его танк рядом, загнал свою машину в укрытие, выскочил. Механик-водитель подал танк назад, я набросил буксирный трос, — и мы Потапова вытащили. Витя Кожевников вышел из танка, когда танк завели в укрытие: «Товарищ командир, я для тебя все сделаю. Будешь гореть — полезу в горящую машину, буду тебя спасать, потому что ты сделал такое благородное дело…»
Один заслон обошли, вышли на дорогу и пошли к селу Ольшаницы. Меня послали в разведку с тремя танками. При подходе к селу дорога делала S-образный поворот. Я просто почувствовал, что меня ждет засада. Сунулся одним танком, но не по дороге, где меня ждали, а напрямик, и действительно меня обстреляли. Подъехал командир бригады, я ему доложил: «Так и так, встретил заслон противника. Сказать, сколько, не могу, — но когда они открыли огонь, там было 5–7 стволов». Потом пошла разведка, уточнила, что там 4 танка и 4 противотанковых пушки. Командир бригады говорит: «Ты нашел, ты и уничтожай». Как так?! Одним экипажем?! Разве так можно?! Но когда мы порассуждали… Я доложил командиру бригады свое соображение, как можно уничтожить этот заслон противника. Он на дыбы: «Ты что, меня учить будешь?!» — «Нет. Просто соображение. Я там уже побывал. Все видел. На уничтожение заслона можно послать одну мою машину. Стреляющего я высаживаю и иду вперед, нахожу себе укрытия, откуда буду стрелять. Если меня заметят, начнут стрелять, — я отхожу на задней скорости на вторую позицию, где меня не ждут. Потом опять заднюю скорость и выхожу на третью огневую точку. Все остальные машины поставим на прямую наводку, и пусть они поддерживают меня огнем с места». — «Хорошо. Действуй».