Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Драбкин Артем Владимирович

— Ю-87 было легко сбить?

— Все сбить легко, если зашел правильно и стреля­ешь правильно. Это же правило относится и к Ю-87. Ес­ли начнешь по нему абы как стрелять, то не собьешь — «лаптежник» хорошо забронирован был, планер очень прочный. Живучий самолет.

При правильно организованной атаке никто не усто­ит. Например, ты знаешь, что в нашем полку сбили ре­активный самолет Ме-262?

Рассказываю. Первый раз этот «мессер» я увидел так — я был в дежурной паре, а он прошел над нашим аэродромом. Мы тогда стояли километрах в 25 от Бер­лина. Он пролетел над нашим аэродромом и буквально на глазах у нас стал штурмовать автостраду Бреслау — Берлин. (А движение на ней было интенсивным — гото­вилась Берлинская операция.) Наделал он там дел — дым, пожар, взрывы боеприпасов. Потом на штурмовку этой автострады

реактивный «мессер» стал летать по­стоянно, раз в два-три дня, совершенно не обращая внимания ни на наш аэродром, ни на наши истребите­ли. Кроме того, этот немец летал и с пропагандистской целью — бросал листовки с обращением Гитлера в ок­руженные нашими войсками Бреслау и Шпандау (кото­рые к этому времени были в нашем глубоком тылу). Текст этих листовок был примерно такой (нам перево­дили): «Герои Великой Германии — не сдавайтесь, дер­житесь! Осталось совсем немного времени, когда я применю новейшее оружие и мы разобьем большеви­стские орды! Знак правдивости моих слов — этот но­вейший самолет! Скоро у нас таких будут тысячи! Дер­житесь — победа близка!» (Эти города и держались. Они были уже в плотной осаде, а в них трамваи ходили, заводы работали.)

Надоел этот реактивный нашим так, что от командо­вания нашей Воздушной армии поступил приказ сбить его любой ценой, вплоть до тарана. Сказать легко, а ты попробуй, когда у него скорость за 800. От нас же он получил прозвище «стервятник». Как только кто скажет «стервятник», все сразу понимали, о чем идет речь.

Сбили его, можно сказать, случайно. Немец просто расслабился. Он настолько презрительно относился к нашим самолетам, что это его и подвело. Была у не­мецкого летчика привычка — как атаку сделает (а он больше всего любил колонны с горючим), так становит­ся в крен и обязательно сделает кружок — полюбовать­ся своей работой. Этот кружок получается на скорости где-то 400 км/час. Вот расстрелял он очередную колон­ну, начал делать традиционный кружок, наклонил само­лет и проморгал взлетевшую с нашего аэродрома шес­терку «яков», которыми командовал комэск Кузнецов [Кузнецов Иван Александрович, капитан. Воевал в составе 107-го гиап (867-го иап) и 85-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 216 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 10 самолетов лично и 1 в группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (четырежды), Александра Нев­ского, Отечественной войны 1-й ст. и 2-й ст., Красной Звезды (дваж­ды), медалями]. Вообще-то эти «яки» шли в прикрытии шестерки штур­мовиков, но поскольку немец был хорошо виден с нашего аэродрома, то командир полка тут же взлетевшие истребители по рации перенацелил: «Ребята! Бей «стервятника» над автострадой!»

Они его клещами атаковали. По науке, правильно. И начали поливать со всех сторон. Увидел их немец, а поздно! Хотя попытался уйти, и почти удачно. И вроде бы даже оторвался, пошел на Чехословакию, и наши думали, что уже все — не догонят. Но тут смотрят — не­мец вниз и садится «на живот». Значит, попали. Приле­тели на аэродром, доложили, что сбили реактивный «мессер», но кто конкретно сбил, совершенно непонят­но. Стреляли все. Тут шансы на попадание у всех оди­наковы, и у «стариков», и у желторотиков (в этой шес­терке были как опытные летчики, так и не очень — на­пример, у одного из летчиков это был только второй боевой вылет). Комполка об успехе доложил в диви­зию, дивизия — в армию, армия — в Москву. Из Моск­вы тут же последовал приказ — выделить инженера полка, необходимое количество машин, охрану и снять с этого «мессера» все, что только можно! Взяли два «ЗИСа», взвод автоматчиков, техсостава сколько надо и поехали к сбитому.

На месте обнаружили самолет, а невдалеке и труп летчика. Выяснилось, что во время боя схлопотал «мес­сер» снаряд в кабину. Видимо, этим снарядом летчик был серьезно ранен. Сил посадить самолет и даже вы­браться из кабины у него хватило. Сил хватило даже на то, чтобы как-то пройти несколько сот метров, до не­большой речушки. А на берегу, похоже, потерял созна­ние и от потери крови умер. На трупе нашли и докумен­ты, по которым установили, что этот летчик был заво­дским летчиком-испытателем фирмы «Мессершмитт». (В Братиславе был завод по производству реактивных истребителей, с аэродрома этого завода летал и сби­тый «мессер».) С «мессером» наши работали день и ночь, сняли все, вплоть до мотогондол с моторами. По­том прилетела пара Ли-2, и все, что было снято, они увезли в Москву. Ну, а вскоре наши войска взяли Бра­тиславу, так там, на заводе Мессершмитта, нам доста­лось и несколько совершенно неповрежденных

реак­тивных истребителей.

— Как засчитывались сбитые?

— Да по-всякому. Если я его сбил, а он загорелся и упал, я должен посмотреть место, где произошло паде­ние, отметить его и время падения на карте. Если лет­чиков в группе несколько, то они подтверждают сбитого. Потом запрашивают наземные войска. Если наземные войска падение подтверждали, сбитого засчитывали обязательно. Если я сбивал в одиночку, тогда на место падения посылали человека (офицера или старшину). Он наземные войска расспрашивал, обломки находил.

К концу войны сбитых стали засчитывать по фотоки-нопулемету. У нас ФКП стояли с начала 1944 года. Прилетаешь и говоришь: «Сбил». Пленку смотрят: «Ну и где же ты его сбил? Нет ничего». Раз на пленке нет — значит, не сбил. Или наоборот: «Вот он! Подтверждаем!»

— По подтверждению ведомого могли засчи­тать? Там летали парой, ФКП самолеты не обору­дованы, ведущий сбил — ведомый подтвердил.

— Могли засчитать, но далеко не всегда. Там от че­ловека все зависело. Если летчик проверенный, испы­танный боец, то засчитывали, а если имеет славу бала­бола и болтуна (а такие были, чего таить?) — не засчи­тают.

— Были случаи, когда сбитых приписывали?

— Были. Не часто, но бывало. Причины таких припи­сок могли быть самыми разными.

Такой случай был. На Сандомирском плацдарме. Полетел я с одним замкомэска на «свободную охоту» парой. Этот замкомэска был опытным летчиком, давно воевал и по количеству сбитых вплотную подошел к то­му, чтобы претендовать на Героя Советского Союза. Ладно, подвесили бомбы, полетели. От бомбились удачно и уже шли обратно, как нам навстречу пара «мессеров» (тоже, видать, шли домой). Сошлись мы с ними на лобовой, потом встали в вираж, раз-два крута­нулись и разошлись. Все нормально, но на докладе этот замкомэска заявляет: «Я «мессер» сбил!» Я ему: «Где же сбил?! Ничего ты не сбил!» Разругались мы с ним страшно! («По матери» друг дружку крыли!.. ) Потом узнаю, что ему этого якобы сбитого «мессера» все-таки зачли! И все для того, чтобы командование полка могло подать документы на присвоение ему звания Героя Со­ветского Союза! (Чем больше в полку Героев, тем пре­стижнее.) И подали! Только ему эта приписка все равно впрок не пошла. Суть человеческую не упрячешь. Он был дебошир, по пьяни подрался, получился шумный скан­дал — в общем, его представление на звание Героя ко­мандование Воздушной армии «завернуло». И после вой­ны его быстро из рядов ВВС уволили. За дебоши и пьянку.

Иногда со сбитыми могли и смухлевать. Там пошлют старшину, чтобы он у наземных частей сбитого подтвер­дил, а он определит, что упал сбитый на стыке частей. Так он и у тех справку возьмет, что мы сбили, и у других. И выходит, что сбили мы не один самолет, а два. Бывало такое... Но этим не злоупотребляли. Поймают — позора не оберешься, а то и «дело» заведут. Запросто. Мухле­вали (чего там говорить), но не часто и осторожно.

— Самолеты ремонтировали качественно?

— Зависело от обстановки. На полевых аэродромах все делалось быстро. Если пробоина, то в перерывах между вылетами — эмалит, перкаль — тяп-ляп, готово!

Основной ремонт был ночами, именно тогда ремон­тировали двигатели.

Ну, а во время оперативных пауз уже приводили ма­шины в полный порядок: переборка, подкраска.

— На сколько боевых вылетов хватало истреби­теля?

— Черт его знает! Не могу сказать точно. У нас свои машины появились только к концу войны. Обычно лета­ли на том истребителе, который исправен. Я мог четы­ре боевых вылета за день сделать и все четыре на раз­ных истребителях. Хотя помню, что комполка как-то взял себе новый истребитель, так эта машина года два продержалась. На ней ведь летали не часто.

— Как распределялись новые машины между летчиками?

— Зависимость простая — чем опытнее летчик, тем шанс получить новую машину у него выше. Молодняк на новых машинах не летал — слишком велик риск по-дурному потерять новую машину. (Проще говоря — со­бьют молодого, и новый истребитель пропадет без вся­кой пользы.)

— Бывало ли такое, что при невыполнении штурмовиками боевой задачи истребителям при­крытия боевой вылет не засчитывался?