Я дружу с Бабой-Ягой
Шрифт:
— Как? — опять спросил Алька.
— Здорово!
— Построить бы такого Посейдона, которому был бы как раз этот трезубец!
— М-да!.. А третье?
— Еще выше. Почти на горе.
— Э, была ни была! Бог троицу любит! Айда!
Чем выше мы поднимались, тем лес становился ниже и гуще. Густело вокруг нас и комариное облако, так что казалось, не сами мы идем, а комары нас затаскивают на гору. Глаза мои вдруг начали искать по сторонам какую-нибудь ямку или коряжку. И правильно. Я не шутя сказал Мальчику Биллу, что хочу в туалет.
— Скоро?
— Вот-вот. Минуты три.
— Ну, ты иди, Берта.
— А ты?
— А я это... я догоню!
— A-а, ладно, — понял художник. — Я свистеть буду.
И насвистывая, он скрылся в сосняке, а я бурундуком юркнул под корень. Дело вроде минутное, но когда я выскочил обратно, свиста уже не слышалось — Алька умахал. Я припустил следом, тоже присвистывая и радуясь тому, что вот теперь чудо восприму с должным вниманием.
— Берта! — окликнул я, почувствовав, что должен бы уже догнать художника. — Берта, ау-у! — Но мне отозвался только ветер в вершинах.
Может, он спрятался? Нет, мы же горим со временем, и он беспокоится об этом больше меня. Но на всякий случай я сбегал, заглядывая за кусты, немного вправо и немного влево и покричал еще. Может, я проскочил третье чудо? Нет, ведь он сказал, что оно почти на горе, а пока идет склон, значит, наоборот, надо взять выше. Я поднялся еще и вдруг наткнулся на странную сосну — толстую, невысокую и сухую, с плотно прижатыми к стволу немногочисленными ветками. Дерево было так скручено, что аж потрескалось, словно воздух был для него твердым, и ему приходилось когда-то ввинчиваться в него. Прямо штопор! Я сообразил, что это и есть третье Алькино чудо.
Но самого Альки не было. Если он задержался по тому же делу, что и я, то пора бы справиться. Повертев головой и поприслушавшись, я уже с беспокойством прокричал:
— Бер-та-у-моль-берта...
— ...а-а! — отозвалось эхо.
Мне стало жутко. Я не знал, что думать и что делать. Хорошо хоть дорога назад известна — строго вниз, к заливу. И я было ринулся, но словно запнулся при мысли — а что скажу Задоле и как объясню, почему вернулся один?.. А может, Алька уже там? Может, мы разошлись? Нет, без меня он бы не ушел! Я ведь жду его! А раз его нет, значит... значит, случилось что-то серьезное! Мигом в моем уме воскрес медведь, и я, не помня себя от страха, понесся вниз.
22
Я взял левее, оставляя в стороне все чудеса, и летел сломя голову. Первое, что я спросил, еле переведя дыхание у Задоли, который благоустраивал наше сторожезое гнездышко, было:
— Алька здесь?
— Нету. А что?
— Пропал он!
— Как пропал?
— Исчез!
Я без особых подробностей рассказал командиру о нашем походе. Не по-командирски разинув рот и часто моргая, он выслушал меня и вдруг упрекнул:
— Приспичило тебя! А может, плохо искал?
— Мы не в прятки играли, чтобы полдня искать!
— Хм, надо сигналить, — озабоченно заключил Задоля и в три приема поднялся на ноги. — Баба-Яга, на пост!
— Иду! — отозвался от шалаша Димка. — Тут вода в коряжках выкипела! Отставить?
— Отставь!
И тут же донеслась Димкина песенка:
Вот сейчас я тут найду
Синюю поганочку,
Изрублю ее в куски.
Чтобы кто-нибудь не съел!
— Живей, синяя поганочка! — поторопил Юра.
— А, путешественники прибыли! — улыбнулся Димка, появляясь из кустов с прутом.
— Не путешественники, а путешественник! — поправил Задоля. — ЧП у нас! Художник сгинул!
— Как?
— А вот у него спроси! Я как чуял — не хотел отпускать! И мичману сказал, что ты в туалете, а теперь что? Теперь вранье, значит! Значит, командир ваш не только тряпка, но и врун! Ну, ты даешь, Ушки-на-макушке! — разволновался Мальчик Билл, поняв истинное положение лишь сейчас, словно мысль долго блуждала в лабиринтах его пара графического тела. — Где флажки?
— Вот! — сказал я, хвать — а за голенищем пусто. Черт! Вылетели!
— Так, вторая пропажа!—подытожил командир
— Я ветками.
— Пошли, горе!
У воды мальчик Билл воткнул в песок осиновый шест с красной тряпкой на конце и зашатал его, вызывая ГКП.
— Увидели, — сказал Димка, наблюдавший в бинокль. — Земноводный готов к приему! Рядом мичман.
Я просемафорил березовыми ветками.
«Пропал художник!»
— Принято. Обсуждают, — комментировал Димка.— Сейчас будут сигналить. Читай сам! — И сунул мне бинокль.
«Куда пропал?» — прочитал я.
«Не знаем!»
«Шлите посыльного!»
— Посыльного требуют, — сказал я.
— Беги! — распорядился Юра.
И я опять побежал.
На ГКП уже находился встревоженный Филипп Андреевич. Я еще раз пересказал все события, не утаив ни одной детали, даже личной.
— Всё? — спросил Давлет.
— Всё!
— Купаться не собирались?
— Нет. Какое там купание!
— А черт вас знает! Понесло же в лес!
— Вас Мальчик Билл отпустил? — спросил мичман Чиж.
— Да. То есть, меня отпустил, — уточнил я. — А Берта-у-мольберта сам по себе!
— Все вы, гляжу я, сами по себе!—сердито заметил Филипп Андреевич и прошелся по помещению. — Ну, так! Значит, свистел, кричал, искал — нету! Сколько времени прождал?
— Минут пять-десять. Да хоть сколько жди — его там нету! — убежденно заявил я. — Нету его там!
— Почему ты уверен?
— Чувствую.
— Ну, это знаешь!.. А всего прошло времени?
— С полчаса.
— Что-нибудь подозрительного вокруг?
— Ничего. Только сухая скрученная сосна — и все. Не она же заглатывает людей!