Я, Елизавета
Шрифт:
– Придумано неплохо, хотя сегодня вы, по-видимому, сочли, что занятия там слишком хороши для вас, – с улыбкой нанес он ответный удар. – Но, может, вы были заняты другими делами, например судом любви, о котором вы говорили вчера вечером. Я умоляю вас позволить мне посещать заседания в качестве вашего верного слуги.
Он смотрел мне прямо в глаза.
– Моего слуги, сэр? – пренебрежительно переспросила я. – Что же тут такого? Ничтожнейший лакей может именовать себя моим слугой.
– Я буду вам служить совсем по-другому,
Золотая, украшенная красной эмалью коробочка с ароматическим шариком, висевшая у него на шее, качалась прямо у меня перед глазами. От запаха мужественности и мускуса голова моя кружилась. Глаза, взгляд которых жег меня, казались знакомыми – это были… это были глаза моей матери, какими я видела их во сне, темно-коричневые, как сахарная патока, при другом освещении совсем черные, и сверкающие, сверкающие, как у голодного волка.
Я вся дрожала, и у меня уже не было сил вынести его взгляд. К своему стыду и бешеной ярости, я услышала его смех.
Еще шаг, и он подошел совсем близко.
– Миледи? – Он потянулся за моей рукой.
Отступи!
Отступи!
Как, я могла отступить, если все мое существо рвалось к нему!
От дверей послышался крик: «Дорогу королеве! Приветствуйте королеву!»
Я присела в глубоком реверансе, склонив голову, чтобы спрятать пылающее лицо. Моя юбка расплылась по полу черным озером, в котором мне хотелось утопиться.
– Милорд? – послышался голос королевы. – Где милорд Садли?
– Я здесь, ваша королевская милость, – всегда к вашим услугам.
И Томас Сеймур, он же лорд Садли, удалился, оставив меня в тоске и печали.
Потом все было очень странно. Вечер за вечером он добивался меня, как не добивался ни один мужчина после него. Ведь я тогда была не королевой, а всего лишь зеленой девчонкой, не представляющей особой ценности, а он был в силе, власть принадлежала ему. В тридцать с небольшим, он был почти вдвое меня старше и уже успел изведать мир. Я возмущалась его слишком уж дерзким наступлением, но он в ответ отрубил:
– Я солдат, мадам, и твердо знаю – женщинам нравится, когда их завоевывают.
Завоевывают? Да, он научил меня сражениям любви, бесконечной игре в наступление и отступление. Я отвоевывала позиции, я флиртовала, как тигрица. Но только до тех пор, пока не появлялась королева, после этого он безраздельно принадлежал ей. «Она королева, – говорил он. – И для каждого мужчины долг служить ей превыше всего».
Слушая его разговоры о любви, о том, как он сделает меня своей, я снова пришла к мыслям о замужестве – мне хотелось узнать, как это происходит, и еще интереснее было узнать, как это с ним…
Мое любопытство разгоралось все сильней и сильней по мере того, как он разогревал мою холодную девственную кровь своей странной алхимией. И вся та весна прошла
Однажды в апреле весь мир, стряхнув в одночасье смертельную зимнюю спячку, воскрес для жизни и любви. Поля вокруг Челси пестрели лютиками и ромашками, а я танцевала на них, и радость переполняла мое сердце, душу и тело. В ту ночь королева не сошла в Большой зал, и мой лорд безраздельно принадлежал мне одной. Он был молчалив, даже мрачен, и новое чувство к нему заполнило все мое существо. Вполне возможно, что скоро он будет принадлежать мне, а я – ему. Ни разу в жизни я не была так счастлива.
Вечером, в спальне, Парри восторгалась:
– Никогда еще вы не были так хороши, как сегодня, мадам. Платье, убор, драгоценности, цвет лица…
– Вашими заботами, – отозвалась я не слишком любезно, потому что устала и мечтала поскорее улечься в постель. – Вот, возьмите это и это. И потрите мне голову.
Ее пальцы умело делали свое дело.
– Все лорды вами восхищались, мадам. И больше всех лорд Садли, барон Том… Я улыбнулась про себя.
– Что вы о нем думаете?
– Он вполне подходит… Ее ногти судорожно впились мне в кожу. Она вдруг замолчала на полуслове.
– Для чего он подходит? Говорите, Парри, не бойтесь.
Он ей определенно нравится. Она считает его подходящим мужем для меня. Это хорошо.
– Думаю, он подходит на роль брата вашего высочества или отчима, тут уж как судьба повернется.
Мне стало тошно. Я высвободила трясущуюся голову из ее рук и повернулась к ней:
– Брата? Отчима? Вы бредите, Парри! Скажите на милость, о чем это вы?
В ее больших глазах застыла тоска, как у больной коровы.
– Простите меня, принцесса. Я только сегодня об этом услыхала от своего брата. Мой брат Томас как ваш казначей при дворе сейчас занимается наследством, которое вы получили по завещанию своего отца…
Голова у меня раскалывалась.
– Да, я помню. И что же он? Парри уловила мой страх и ее голос дрогнул:
– Обычные придворные сплетни, леди, не больше. Говорят, лорд Том просил у своего брата, лорда-протектора, позволения жениться на принцессе Марии…
Марии?
О, мое сердце!
– Или жениться на принцессе Клевской, третьей жене вашего отца и, следовательно, вашей мачехе, и на богатой вдове здесь, в Англии, и стать таким образом вашим отчимом.
Уши, лицо, внутренности – у меня все горело. Ну и дура я была, когда думала, что ему нужна я, а он в это время ловил рыбку в другом пруду! В двух других прудах! И добро бы они были красивые и молодые, как я, а то две уродливые старухи!
Я была в ярости и готова была рыдать, нет, визжать от горя. Он любил меня! Меня, а не Марию и не эту скелетину – Анну Клевскую. Анну! Да она и в молодости была страшилой – сущая ведьма (разве что слишком глупа даже для этого). Как он мог – пусть даже из-за денег – так поступить со мной?