Я — Господь Бог

Фалетти Джорджо

Какая-то темнокожая женщина, старая, морщинистая, с кривыми, как колесо, ногами, появилась из-за угла с хозяйственной сумкой в руке и направилась к ней, опираясь на палку. Увидев, что Вивьен запирает дверь, она не удержалась от замечания:

— А, наконец-то сдали нормальному человеку.

— Простите?

Старуха не стала объясняться, остановилась у двери напротив той, откуда вышла Вивьен, и без всяких церемоний протянула ей свою сумку. Возможно, возраст и недомогания научили ее действовать, а не просить. Или, быть может, она считала, будто

они сами по себе уже дают ей право требовать.

— Подержите. Но имейте в виду — я не даю чаевых.

В руках у Вивьен оказалась сумка, откуда исходил запах лука и хлеба. Все так же опираясь на палку, женщина принялась отпирать дверь. И ответила на вопрос, который ей никто не задавал:

— Приходила полиция вчера. А я-то видела, что это проходимец.

— Полиция?

— Ну да. Тоже еще те типчики. Звонили ко мне, но я не открыла.

После такой откровенной враждебности Вивьен решила помолчать о своей профессии. Подождала, пока старуха откроет дверь. Из-за нее сразу же выглянул большой черный кот и, увидев хозяйку вместе с какой-то незнакомой женщиной, убежал. Вивьен невольно проследила, все ли лапы у него на месте.

— Кто жил здесь до меня?

— Какой-то тип с обезображенным лицом. Настоящее чудовище. И по виду, и по манерам. Однажды приехала «скорая помощь» и увезла его. Из сумасшедшего дома, я думаю, приезжали.

В своем лаконичном и безжалостном суждении старуха попала в точку. Именно там самое подходящее место для этого человека, кто бы он ни был, именно там он должен был закончить свои дни. Старуха вошла в квартиру и указала на стол:

— Положите туда.

Вивьен прошла следом за ней и увидела, что квартира — точно такая же, как та, которую она только что осмотрела. В комнате оказались еще два кота. Полосатый прыгнул на стол, как только Вивьен положила сумку, и принялся обнюхивать ее. Женщина шлепнула животное.

— Брысь отсюда. Потом поешь.

Кот спрыгнул на пол и спрятался под стул, на котором спал его сородич.

Вивьен осмотрелась. В комнате не оказалось ничего парного — ни двух одинаковых стульев, ни одинаковых стаканов на полке над раковиной. Все разное и старое. Кошачий запах явно был старшим братом того, что стоял в вестибюле.

Старуха обернулась к Вивьен и посмотрела на нее с удивлением, словно та возникла перед ней неожиданно:

— Так что я говорила?

— Вы говорили о квартиранте, что жил напротив.

— Ах да, об этом типе. Он так и не вернулся. Приходил пару раз другой навестить его. Но ему, должно быть, не понравилась квартира, и он не снял ее. Кто знает, в каком она состоянии.

Вивьен почувствовала, как забилось сердце.

— Другой? Хозяин дома не говорил, что еще кто-то интересовался этой квартирой.

Старуха сняла пальто и повесила на спинку стула.

— Недавно приходил. Высокий тип в зеленой куртке. Как у военных, я думаю. Тоже очень странный. Приходил пару раз и больше не появлялся. И слава богу, что не снял эту квартиру.

Вивьен хотела бы задержаться и порасспросить старуху,

не вызывая подозрений. Та с самого начала не скрывала, что думает о полиции. Но для этого требовалось время, а срочность, о какой говорил отец Маккин, тянула ее отсюда, словно канат, привязанный к поясу. Она решила, что непременно вернется и продолжит разговор после встречи со священником.

Женщина подошла к плите.

— Хотите кофе?

Вивьен взглянула на часы, как человек, который с удовольствием принял бы предложение, но вынужден отказаться.

— Прошу прощения. Я и рада бы выпить чашечку, но очень спешу.

На лице старухи отразилось некоторое сожаление. Вивьен пришла на помощь:

— Вас как зовут?

— Джудит.

— Хорошо, Джудит. А я — Вивьен. Давай сделаем так. Мне сейчас обязательно нужно уйти, а когда вернусь, постучу к тебе, и попьем кофе как хорошие соседки.

— Но только не с трех до четырех. Я пойду к врачу, спину ломит…

О нет, только бы не вздумала сейчас перечислять все свои болезни.

Вивьен прервала наверняка нескончаемую жалобу на артриты и боли в желудке:

— Хорошо. Сейчас убегаю. Увидимся позже.

Она прошла к двери и, прежде чем уйти, улыбнулась своей новой подруге:

— Постарайся, чтобы кофе не остыл. Нам есть что рассказать друг другу.

— Хорошо. Но помни — я не даю чаевых.

Вивьен вновь оказалась одна на лестнице, спрашивая себя, насколько заслуживает доверия эта старая женщина. Она все же дала хоть и слабый, но какой-то новый возможный след. Как нередко повторял Белью, в их положении ничем нельзя пренебрегать.

Спустившись на лифте, она поспешила на улицу. Возле ее машины стоял полицейский и выписывал штраф. Она подошла, когда он сунул листок под дворник.

— Простите…

— Ваша машина?

— Да.

— Вам известно, что это место для разгрузки товара?

Вивьен молча показала ему значок. Полицейский фыркнул и забрал бумагу:

— В следующий раз нужно оставлять знак. Тогда не будем терять времени. Ни вы, ни я.

Время — это как раз то, чего у Вивьен совсем не было. Даже для того, чтобы ответить на справедливое замечание местного полицейского.

— Извините. Я не нарочно.

Человек в форме ушел, проворчав «до свиданья». Вивьен села в машину и включила двигатель. И снова привлекла на помощь мигалку. На предельной скорости, которая, однако, не создавала риска для ее собственной и чужих жизней, направилась на север. Поехала по Бруклин-Квинс-экспрессвей, а потом по Двести семьдесят восьмой магистрали, которая за мостом превратилась в Брукнер-экспрессвей.

В пути, прежде как следует подумав, она пару раз позвонила Расселу. Телефон не отвечал. Чтобы как-то справиться с плохим настроением, попыталась убедить себя, что действовала ради благой цели. И все же не могла не признать, что какая-то часть ее последовала за Расселом, когда он ушел. И теперь она не знала, где они находятся и куда движутся.