Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
— Правильно. Но что если вернуть им кен?
— Вернуть? Но ты говорил…
— Забудь все, что я говорил! — перебил он. — Я глуп. Мы все глупы, но мы можем научиться.
— Научиться чему? — заворожено спросила я, наблюдая, как Кшиштов сильнее сжимает плечи юноши, а Алексей приподнимает ему свитер. Живот ясновидца был белым, покрытым редкими волосами и с лиловым шрамом справа. Наверное, недавно аппендикс вырезали. И не только аппендикс.
Барт взял мою руку и бесцеремонно прислонил ладонь к его животу. Ясновидец застонал и снова дернулся,
— Не смейте, я принц! — выкрикнул истерично, и от неожиданности я отпрянула.
— Не бойся, Полина, — ласково успокоил Барт, возвращая мою руку на место. — Он не кусается.
— Ты поплатишься! — зло выдохнул юноша прямо мне в лицо. — Он видит тебя. Он плетет паутину, и скоро ты в нее попадешь. Он знает тебя, знает, где ты…
— Уже нет, — прошептала я, понимая, что плачу. Горячие слезы текли по щекам и капали на куртку.
— Чувствуешь его жилу? — тихо спросил Барт.
Я кивнула. Чувствую. Пуста. Сухая, как земля в зной. Потрескалась и болит. Постоянно болит от вечного голода, который не утолить.
— Пуста, — прошептала я, глотая слезы.
Барт присел на корточки рядом со мной и уверенно сказал:
— Так наполни!
— То есть как — наполнить? — опешила я и забрала руку. Ясновидец облегченно выдохнул и уставился на Барта ненавидящим взглядом. Тот не смутился.
— Очень просто. Дай ему свой кен, Полина.
— Разве такое возможно? Разве я… могу?
— Попробуй и увидишь.
Попробовать-то можно, только что это даст? Впрочем, Барт бы не стал просто так предлагать…
Ладонь вернулась на место. На юношу я не смотрела, не выдержала бы страха и отвращения в глазах. Закрыла глаза. Сосредоточилась. Есть только я и кен, а еще пустой сосуд, который нужно наполнить. Просто наполнить, чтобы пустым не был. Жила взволновалась, запахло ванилью — все же кен Влада еще влиял на меня. И все случившееся ночью — результат этого влияния. Мне не стоит переживать, совсем не…
Ладони открылись, и кен потек наружу. Туда, где истрескавшаяся, голодная жила уже ждала. Она поглощала его жадно, шипя и требуя еще. Я буквально чувствовала ее перекошенный от неожиданного удовольствия рот. Конечно же, у жил не бывает рта, но если бы был, то выглядел бы так, как я его себе представила — сумасшедший оскал голодного животного, которому дали пищу. И вот оно хватает еду без разбора, чавкает и глотает, не пережевывая.
Правда, кен жевать не надо…
Голова закружилась, во рту пересохло, и Барт осторожно отнял мою ладонь от живота ясновидца. Я открыла глаза и встретилась с глазами юноши…
Молчит. Смотрит на меня недоуменно, настороженно. И вроде как нужно бояться меня, но не боится. Я в нем. Буквально чувствую, как больная жила оживает, как затягиваются раны и разглаживаются рубцы. Как свет поднимается вверх — к груди, а от нее к подбородку и окутывает голову сиянием.
— Ты… кто? — шепчет он, и я улыбаюсь. Слезы все так же текут, теперь уже больше, что я едва различаю черты его лица.
— Полина, пророчица скади, — говорю, но он не верит. Качает головой и обращается к Барту:
— Так не бывает.
— Все когда-нибудь бывает впервые, — улыбается он, и счастье наполняет меня так же, как только что наполнилась жила ясновидца.
Я столько лет страдала от осознания собственной сущности, а теперь поняла, что на самом деле означает быть сольвейгом.
— Иди, — покровительственно велел Барт ясновидцу. — Иди с миром. Дэн проводит тебя домой.
Юноша прищурился, подался вперед. Леша с Кшиштофом больше не удерживали, и он оказался лицом к лицу с Бартом.
— Ты ведь знаешь, верно? Знаешь, что с тобой будет?
Барт кивнул, но ничего не ответил.
— Но… зачем?!
— У каждого свой путь, — спокойно произнес вождь сольвейгов и поднялся. — Это — мой.
— А ты… — Ясновидец перевел взгляд на меня и улыбнулся. — Тебе раскрасят руку. Совсем скоро.
— Необязательно, — буркнул Барт и поднял меня тоже.
Мы вышли из палатки. Свет ослепил. Солнце сверкало, разливая по небу тепло. Оно стекало оттуда, падало нам на плечи и впитывалось в кожу. Тепло. Счастье. И хочется улыбаться, но я все еще плачу.
— Понимаешь теперь, кто ты? — ласково спросил Барт, вытирая слезы с моих щек.
— Но как… и почему сейчас? Разве раньше ты не… То есть я хочу сказать…
— Сольвейги одиночки, — перебил он. — Мы всегда находим детей, когда они только появляются на свет, и забираем их. Родители не против, потому что сольвейгу опасно во внешнем мире.
— Меня не нашли.
— Не нашли, — кивнул. — Позже уже, когда ты в беду попала, я тебя увидел… И Люсия. Она тоже жила во внешнем мире некоторое время.
— Как это связано с ясновидцами? С тем, что мы можем… что умеем… лечить их?
— Ты рождена в своем племени не зря, — улыбнулся Барт и подставил лицо небу. Солнечные лучи путались в его темной бороде, и она отсвечивала рыжими бликами. — Кровь не обманешь, как и жилу. Часть тебя всегда будет атли, Полина, в какое бы племя ты не вошла. Те сольвейги, которые живут здесь, у них тоже есть племена. У меня есть. Я нашел его недавно, тогда и понял, на что способен сольвейг, если придет к истокам. И то, что случилось этой ночью — именно этой ночью, ни ранее, ни позднее — именно это открыло твой дар. И будет открывать каждый раз, когда Влад будет давать тебе кен.
— То есть все потому, что мы… — Я не договорила. Зажала рот рукой и всмотрелась в довольное лицо вождя сольвейгов. Искала признаки лжи или лукавства. Не нашла.
— Я отыскал своего вождя совсем недавно, — совершенно серьезно сказал он. — Совсем еще мальчишка, ему семнадцать, но толковый. И сильный. Я делился с ним кеном, он — со мной. А потом мне приснился сон, что я могу вернуть ясновидцу сущность. Я попробовал — получилось. Тогда я понял, почему, и отправил Люсию в Канаду.
— То есть каждый из нас может, если найдет свое племя?