Я — хищная. Ваниль и карамель

Ангел Ксюша

Виновата я. Готова признать и… Что? Лишиться всего?

Предательские слезы выступили снова, и я отвернулась. Вот уж нет, слез не покажу! Закусила губу, стараясь болью отвлечься от обиды на саму себя. Обида сменилась злостью. О чем я думала? Нужно было сразу домой, как только охотник рассыпался пеплом. Ведь ясно было уже тогда: убийца не придет сегодня меня искать.

Теперь найдет точно. После того, как я лишусь защиты скади, ему не составит труда взять мой кен.

Прикосновение к плечу заставило вздрогнуть от неожиданности. Я сбросила

руку, будто можно было заразиться еще больше. Словно ванильный кен может проникнуть сквозь одежду.

— Отстань!

— Поля…

— Уйди, говорю! Не хочу тебя видеть.

Влад резко развернул меня лицом к себе и ответил:

— Придется. — И добавил уже мягче: — Еще немного потерпи, а потом я уйду, ладно?

Я не ответила, и он, видимо, принял молчание за согласие.

— Никто ничего не разрушал, слышишь. Ты спишь. Это просто сон. И на самом деле ничего этого не было.

— Что? — Я нахмурилась. Вырываться сил не было, да и держал он крепко. Тело не слушалось совершенно, обмякло, налилось тяжестью. Даже держать глаза открытыми стало невероятно сложно.

— В тебе остался мой кен. Совсем немного, но хватит.

Взгляд у него тяжелый и требует подчинения. Сначала сопротивляюсь, пытаясь отстраниться, закрыться энергетическим щитом. Защититься.

Защитница из меня всегда была неважная.

— Утром ты проснешься и ничего не вспомнишь, слышишь, Полина, ничего! — его голос настойчив, и я киваю. — Повтори.

— Ничего… — вторю эхом.

— Хорошо. — Его вздох прячется у меня на ключице, когда он берет меня на руки. Я больше не понимаю ничего и не хочу понимать.

Это ведь сон. И я забуду его к утру.

Становится хорошо. Спокойно.

Голова моя лежит на подушке. Или это чье-то плечо? Плечо того, кто к утру растворится в тумане навек утраченных воспоминаний.

Так не все ли равно?

И последнее, что я ощущаю перед тем, как провалиться в беспамятство — отпечаток поцелуя на правом виске.

Глава 19. Алиса

Озеро волнуется. Вода потемнела, покрылась рябью, на берег наползают пенистые волны и лижут песок. Небо нависает тучами — темными и низкими. Они клубятся над головой и обещают скорый дождь.

Я люблю дождь.

Сижу на берегу, обняв колени, и смотрю вдаль.

Пытаюсь вспомнить сон. Он был яркий. Чувственный. Красивый сон, из тех, что хочется сохранить в памяти. Досадно, что не получилось.

— Знаешь, ты мне как дочь, — говорит Барт спокойно. Он сидит рядом, на песке, и волны омывают его обнаженные лодыжки. Ногти на ногах ровные, правильной формы. Его голос сбивает меня с мысли, остатки сна развеиваются туманом.

— Да, — киваю. — Ты говорил мне однажды.

— Как дочери, хочу дать тебе пару заветов. — Его ладонь — большая и теплая — прячет мою. Взгляд проникновенный, ласковый. Он близок, как и любой сольвейг, с ним рядом спокойно и хорошо, но почему-то мне все меньше нравится этот разговор. — Будь храброй. Поступай по совести. Береги близких.

Он

вздыхает, вдруг порывисто обнимает меня за плечи и прижимает к груди. Я слышу, как бьется его сердце — быстро, как испуганная птица. Это настолько идет вразрез с его образом спокойного и уверенного вождя, что я невольно пугаюсь.

— Не бойся ступить во тьму.

— З…зачем ты…

— Пророчество сбудется, и ты знаешь это.

Он отворачивается, и смотрит на воду, темную, будто смола.

— Я… умру?

— Тебе решать, Полина.

— Я не хочу умирать!

— Не ты, так твои близкие. Готова на такой обмен? — Он снова поворачивается, и я вижу — не шутит. Действительно ждет ответа. На дне глубоких, карих глаз — просьба и надежда.

— Эрик меня спасет, — говорю упрямо. Ищу на его лице хоть тень поддержки. Не нахожу, но все равно цепляюсь за нерушимые истины. — Не даст меня в обиду.

— Он силен, твой воин. И печать на тебе испепелит любого, кто к тебе притронется. — Барт указывает на мой живот, и я вспоминаю: печать Арендрейта. Убережет ли она от убийцы? — Карающий огонь.

— Тогда чего бояться?

— Мне было видение этой ночью. Ты на ритуальном камне атли. И печати на жиле не было.

— Кто-то… снял ее? — ужасаюсь.

— Ее может снять тот, кто ставил. — Он посмотрел на меня серьезно и добавил: — И тот, кто носит.

Порыв ветра рвет мои волосы, небо вдоль, до самого горизонта разрезает молния, а через секунду гремит так, что закладывает уши. На песок падают первые капли дождя.

— Что это за место? — вырывается у меня мимо воли.

Барт довольно улыбается, касается моего лба ладонью, и последнее, что остается у меня от этого сна — его прощальная фраза:

— Иногда ты задаешь правильные вопросы. Я отвечу на этот, когда мы встретимся в следующий раз.

И этот сон, так же, как и тот, прошлый, тает, просыпается песком между пальцев. Ускользает. А я возвращаюсь в реальность.

— Просыпайся, соня!

Глаза открыть оказалось трудно. Тревожное сновидение навалилось на плечи грузом и никак не хотело отпускать.

— Слышишь, вставай.

Пальцы щекочут кожу за ухом — одно из самых чувствительных моих мест. И я, наконец, разлепляю веки.

Высокие потолки с лепниной. И свет бьет сквозь начищенные окна, стелется по полу, впитывается в покрывало, наползает на кровать. Дома. Как же приятно проснуться дома!

Остатки сна слетают мгновенно, губы растягиваются в блаженной улыбке.

— Я так соскучилась!

— Когда только успела? — пошутил Эрик и погладил меня по щеке.

— Ты меня забрал? Когда?

— С рассветом. Не захотел будить, ты такая милая, когда спишь.

— Больше никогда меня так не бросай, — отчитала я его и ни капли при этом не шутила.

— Ты же сама просила найти Мирослава, — прищурился он, и в глазах заплясали смешинки.

Доволен. Дрался и победил. От него даже сейчас пахнет битвой — карамельный, пьянящий аромат.