Я хочу домой
Шрифт:
Сейчас я ни в комнате, ни за ее пределами – где-то между, посередине.
Пытаюсь найти единство, договориться с собой тогдашней.
* * *
До дневного намаза еще три часа, поэтому в мечети пусто. Я сижу на зеленом ковре зала перед арочным окном. Сквозь стекла в пространство морем вливается солнечный свет, ласково закрывающий мои глаза. Тепло, легко.
Суета за пределами этого света кажется настолько бессмысленной, что не хочется к ней возвращаться. Но там есть те, с которыми
По воскресеньям традиционно выхожу из дома около восьми утра, иду пешком до Северной мечети. Какая бы погода ни была: жара, ветер или снег. Пока живешь, любое время прекрасно, в нем дышит надежда; плохая пора – когда тебя больше нет.
Эд научил преодолевать смешанные чувства движением. «Если затрудняешься с решением или ответом, не сиди на месте. Иди, пока мысли не прояснятся. Бывало, я сутками шел, прерываясь лишь на ночь. Важно не лениться. В детстве за каждым поворотом новое, интересное. А теперь приходится искать в завалах лишних вещей, звуков, отношений».
Дорога от нашего пригорода до Северной мечети проходит через три возвышенности – надо пройти два села, дойти до центральной трассы, и оттуда сорок минут по прямой.
По дороге встречаю немало людей: пастухов, ведущих скот на пастбища: детвору, пускающую воздушных змеев, мужчин, вспахивающих землю, и их женщин, несущих с родников воду в кувшинах. Почти не останавливаюсь, ни с кем не заговариваю. Иду навстречу новому дню и берегу в себе тишину.
Мы сами выбираем, что делать каждый день: жить или понемногу умирать.
* * *
Наступит день, и наши пути сойдутся на линии осеннего берега. Увидим друг друга издали и сразу узнаем: ты тот, к которому я так долго шла, я та, до которой ты добрался. У нас уставшие походки и одно желание – обняться, помолчать вместе, наблюдая за тем, как в багровом закате море меняет цвет.
Я не буду рассказывать тебе о том, как было до тебя, о тех, кто научил и ушел, кого отпустила сама. Не спрошу и тебя об оставшемся за плечами. Все это – хорошее и не очень, страстное или пустое – привело тебя ко мне. Благодарна.
Мы прочтем друг друга по глазам, прикосновениям – в них все истории, утро и ночь. Обнулим прошлое, срастемся единой субстанцией. Обнулить – не значит забыть. Никогда ничего не забывается. Иногда мы будем заглядывать в то, что было. Буквально на пару минут: убедиться, что раны не кровоточат, зажили. Рубцы посветлели, почти слились с кожей – они память, опыт, шаги навстречу и капли печали вместо нашатыря на вате.
Построим домик у моря. С синими рамами. Ты тоже любишь синий, знаю. Дом мы полюбим так же, как друг друга, – он будет нашим отражением.
Однажды наши следы на линии осеннего берега смоет безмятежной волной, но нам не станет грустно. Важно, что наши пути сошлись, что мы дождались друг друга.
В день моей первой встречи с Синим морем сыпал сухой снег. Ветра не было. Дедушка разрешил развязать шарф. Мы приближались к морю – быстрее бы ощутить его дыхание, сохранить в памяти.
Первое прикосновение не забывается.
В снежную погоду море бледнеет, теряет сочность цвета – уходит в себя, накрывается одеялом.
«В глубине моря вечная тишина. Ураганы бушуют на поверхности, там и проходят. Люди могут многому научиться у моря. Сохранять покой внутри, что бы ни происходило снаружи».
Эд поднимает капюшон моей синей куртки. «Деда, мы с морем одеты в одинаковые цвета». Он садится рядом со мной на корточки: «А ты и есть море, Фейга».
Торопит домой, время обедать. Приготовил аришту – суп из нарезанной лапши, покупает ее в подсушенном виде у кондитера Чимназ. «Она готовит отменный рисовый пудинг “фирни”. Пальчики оближешь. Завтра отвезу тебя, попробуешь… А сейчас бегом домой, не то простудишься».
Выпрашиваю у Эда еще немного погулять у моря. Разрешает, оставляя со мной Скрипку. Пес облаивает чаек, подлетающих близко ко мне, суетится, не спускает глаз с хозяйской внучки.
Вдали возвышается маяк из белого камня с верхушкой красного цвета. В потоке снежинок он размыт. Эд рассказывал, что маяк лет десять как заброшен – береговая линия подобралась к нему слишком близко. Да и электронные системы навигации сделали свое дело.
«Много лет служил людям. Дарил свет тем, кто потерял горизонт. Теперь море подарило маяку покой».
Жители Сонной деревни называли этот маяк Моцартом: в новолуние из его круглых стен доносилась Шестнадцатая соната до мажор. Каким образом, никто выяснить не смог. Стоило человеку подойти к Моцарту, как музыка умолкала.
Прохожу несколько метров в сторону Моцарта, но останавливаюсь. Скрипка, заметив, что я отдаляюсь, тревожно лает. Возвращаюсь, иду к Молчаливому дому. Вязаный шарф покрылся льдинками, коричневая шерсть Скрипки промокла.
Открываю дверь. Нас встречает аромат горячего обеда. Мы дома.
* * *
Она переехала сюда на свое тридцатилетие.
Чимназ впервые увидела Синее море тоже в снежную погоду. Сыпали снежинки, волны замерли в тишине – она снова почувствовала себя ребенком.
«Помню, еле добралась. Дороги замело, автобус застрял, пешком чапала. Новое дается нелегко. Там, наверху, проверяют, насколько ты готов к изменениям».